ПОЛЕМИКА С АТЕИСТИЧЕСКИМ МАТЕРИАЛИЗМОМ И ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ КРАХ ДЕИЗМА
Защита деизма и полемика с атеистами пронизывают все философские работы Вольтера 60—70-х годов, хотя главное острие вольтеровского деизма по-прежнему было направлено против теологии и христианской религии.
Как раз с начала 60-х годов резко усилилось наступление просветителей на религиозно-клерикальную опору феодально-абсолютистского строя, превратившееся в настоящий ее штурм, в ходе которого деисты боролись рука об руку с атеистами. Самым горячим сторонником такого сплочения был Вольтер, призывавший объединенными усилиями «раздавить гадину». Объединенные действия просветителей в этом направлении были настолько успешными, что в 1770 г. королевский прокурор Сегье в обвинительном заключении о книгах, подрывающих христианство (в их числе наряду с несколькими произведениями Гольбаха находилась также большая работа Вольтера «Бог и люди»), панически писал о том, что «едва становятся известны они в столице, как распространяются, подобно бурному потоку, в провинциях, сметая все на своем пути. Осталось мало убежищ, которые свободны от этого заражения. Оно проникло в мастерские и достигло хижин.., Прежде народ был беден, но имел утешение; ныне он угнетен своими трудами и сомнениями... Ныне религия насчитывает почти столько же открытых врагов, сколько имеется так называемых философов.,. Их приверженцы умножились, их учения распространились, и королевства ощутили, как зашатались их древние основания» 21. В идеологической подготовке Великой французской революции деисты и атеисты были несомненными союзниками, и именно в 60—70-е годы они сплотились единым фронтом для борьбы с общим врагом — воинствующим клерикализмом.
В эти же годы со всей силой обнаружилась философская неоднородность французского Просвещения. Произошло решительное мировоззренческое размежевание деистов и атеистов, и между ними разгорелась ожесточенная полемика. Интенсивное и массированное развертывание Гольбахом системы атеистических выводов из последовательно материалистического понимания вселенной вынудило Вольтера встать на защиту деистического взгляда на мир и вступить в сражение с философским противником, которого он ошибочно считал поверженным своими работами 30-х годов при критике в них взглядов предшествующих материалистов. Поздние философские произведения Вольтера изобилуют утверждениями, что «теизм» одерживает верх над атеизмом; выведенные в вольтеровских диалогах последователи атеистов один за другим оставляют свои прежние взгляды и признают правоту «теизма». Реальных атеистов из среды французских философов-просветителей Вольтеру, однако, переубедить не удалось, и даже многие несогласные с ними проницательные мыслители (например, Д'Аламбер) не находили весомыми вольтеровские аргументы.
Вдумываясь в эти произведения, нетрудно заметить, что в них вольтеровский деизм, сталкиваясь с воинствующим материализмом, претерпевает существенные изменения, которые объективно означают его теоретический крах. Вопреки победным реляциям Вольтера, которые могли ввести в заблуждение лишь философски малоподготовленных читателей, он в сражении с французскими материалистами отступает едва ли не на всех фронтах, правда, очень искусно затушевывая этот неприятный для него факт.
Серьезно изменились, во-первых, взгляды Вольтера на соотношение материи и движения, которое он практически почти полностью перестал рассматривав как привносимое извне, сверхъестественным образом. Признавая абсолютность движения в материальном мире — «в природе все находится в движении», — он со ссылкой на «древних философов» высказывает мысль о том, что движение может быть извечно присуще материи, как присущи ей протяженность и непроницаемость. Интересно, что ряд важных аспектов разработки французскими материалистами учения о движении как атри- буте материи был намечен Вольтером в «Основах философии Ньютона» (С. 502, 681, 275), но он в то время не усмотрел их перспективности и по деистическим соображениям поспешил отойти от них.
Во-вторых, в результате философского осмысления новых естественнонаучных данных Вольтер был вынужден признать вечность существования материи (хотя это логически вытекало из содержавшегося еще в ранних его философских произведениях положения о неразрушимости материи). Но при этом он старался избегать каких-либо атеистических выводов. Признание неразрушимости материи он пытался совместить с креационизмом, который теперь принимал новую форму, являвшуюся, по сути дела, рецепцией неоплатоновской идеи эманации. Вечность материального мира трактуется Вольтером как его совечность богу в качестве некоего «истечения» сущности последнего. В «Диалогах Эвгемера» провозглашается, что «всеобщность вещей является эманацией этого бога, который один только существует сам по себе и является творцом всего». Здесь же поясняется, что «творения вечного Демиурга по необходимости стали вечными, подобно тому как с первого же момента существования Солнца стало необходимым, чтобы его лучи проникали пространство прямолинейно» (С. 570, 563). Выше названный «принцип действия» (в причудливом соединении с представлением о мире как результате божественной эманации) приобретал в произведениях Вольтера также черты аристотелевского перводвига- теля.
Не имея под собой никакого естественнонаучного основания, идеи эманации и перводвигателя при их последовательном проведении влекли за собой совершенно несовместимое с деизмом заключение о перманентном творении мира богом и приведении им этого мира в движение.
Важно, что выраженная здесь концепция божественного мироустроения связывается с признанием не- сотворенности материи, ее самостоятельного, независимого от бога извечного существования — правда, лишь в виде хаотически движущихся частиц: положение о присущности материи движения вписывалось именно в эту концепцию, обосновываемую прежде всего ссылка- ми на мнение древних. Вольтер писал, что «идея хаоса, упорядоченного богом, содержится во всех древних теогониях», которые «материю в божьих руках рассматривали как глину на гончарном кругу», и уточнял: «Хаос был беспорядочным движением, а космос — движением упорядоченным, которое господин мира сообщил всем телам».
Впрочем, отход Вольтера от креационизма был лишь частичным: если находящаяся во вселенной совокупность материальных частиц не создана богом, то он является творцом всех определенных видов материального бытия. В полемике с материалистами, учившими об их естественном возникновении, Вольтер утверждал, что истинной является «система великого бытия, все сотворившего и давшего каждому элементу, каждому виду и роду свою форму, место и вечное предназначение. Великое бытие, создавшее золото и железо, деревья, траву, человека и муравья, создало также океан и горы» (С. 679, 680, 417). Прямо связанная с фиксистским представлением, что в природе «все, вероятно, было тем, что оно и есть, в силу незыблемых законов», эта «система» деистического креационизма находилась в резком противоречии с выводами прогрессирующего естествознания, в котором к середине XVIII в. появились солидно обоснованные трансформистские концепции (от лат. transfor- matio — изменение), взятые на вооружение французскими материалистами при разработке учения о развитии природы, ее «непрерывном продвижении» от простых форм материального бытия ко все более сложным22. В 1748 г. во Франции была опубликована (спустя десятилетие после написания) книга покойного натуралиста-любителя де Майе «Телиамед, или Беседы индийского философа об уменьшении моря, образовании суши и происхождении человека». В следующем году увидела свет работа крупнейшего французского естествоиспытателя XVIII в. Ж. Л. Бюффона (1707— 1788) «Теория земли», излагавшая гипотезу образования нашей и других планет в результате выброса вещества Солнца после столкновения последнего с каким-то массивным небесным телом («кометой»). Вынужденное церковниками формальное отречение Бюф- фона от этой гипотезы лишь подогрело интерес к ней 23, причем вскоре она была дополнена им всеобъемлющей эволюционистской концепцией. Вольтер прилагал большие усилия, чтобы дискредитировать «системы» Майе и Бюффона, в том числе посредством иронии, основной материал для которой давало его собственное, очень упрощенное изложение их содержания. Одновременно он отрицал правомерность естественнонаучных гипотез как таковых, безосновательно ставя их в один ряд с отвергаемыми просветительской мыслью «метафизическими системами», к каковым могли быть отнесены, однако, его собственные деистические построения, противопоставляемые этим гипотезам в качестве приемлемых альтернатив. Против трансформизма Майе и Бюффона Вольтер направлял также положение о «неведении» человека относительно «первых принципов» и происхождения всех вещей, особенно сильно зазвучавшее именно в 60—70-е годы и по-прежнему нелогично соединяемое с убеждением в истинности деистического решения проблемы «начал»: мы «не можем постичь ни единой первичной пружины, ни одного первичного принципа», «в устроении звезд, в организации клеща и человека есть первый принцип, доступ к которому неизбежно для нас закрыт», но «...мы, несомненно, творения бога» (С. 417, 327, 328, 336). Поскольку утверждения подобного рода неизменно сопровождались подчеркиванием радикального «неведения» человека относительно того, что же именно представляет собой и каким образом происходит декларируемое Вольтером творение, французские материалисты были правы, разъясняя, что «слово „бог" всегда будет означать лишь неизвестную причину явлений...»38.
Попытки Вольтера вести борьбу с трансформистски- ми гипотезами на почве самого ёстествознания приводили его, с одной стороны, к безуспешному отрицанию ряда научно установленных фактов, в частности палеонтологических. Находимые в земных глубинах, в том числе в горных местностях, скопления окаменевїцих раковин древних морских животных Вольтер объявлял то чисто минералогическими образованиями, имеющими случайное сходство с органическими формами, то результатом их переноса на сушу людьми, то, наконец, останками озерных животных. Первое псевдообъяснение Вольтер выдвигал также в отношении окаменевших отпечатков тропических растений, обнаруживаемых при раскопках в странах умеренного и холодного климатических поясов. Извлекаемые же при этом скелеты крупных тропических животных Вольтер считал «естественным» рассматривать как погребенные в земле останки тех зверей, которые в незапамятные времена были вывезены из жарких стран некими любителями «естественной истории».
В то же время Вольтеру удавалось выявлять неко* торые несообразности в ряде трансформистских гипотез, например односторонне «нептунистских», объяс* нявших все изменения на поверхности земного шара вплоть до горообразования исключительно действием морских вод. Такого рода критика была научно плодотворной, давая импульсы для более корректной разработки трансформизма. Принципиально важно при этом, что с течением времени Вольтер вынужден был принять некоторые трансформистские выводы, признавая, что «наша планета, несомненно, переживала какие-то свои метаморфозы, какие-то изменения формы, причем любая планета претерпевала свои преобразования, ибо, поскольку все находится в движении, все должно претерпевать перемены... Мы обнаруживаем тысячи признаков изменений на нашем маленьком шарике... Извержения вулканов, землетрясения, оседание почв должны были изменить достаточно большую поверхность Земли; исчезали озера, речные русла, поглощались города, возникали острова, разделялись материки... Далее я признаю наглядно доказанным, что требовался длиннейший ряд веков для выполнения всех перемен, происшедших на нашей планете, о чем мы имеем непреложные свидетельства» (С. 432, 433). Эти пассажи из вольтеровского произведения «О феноменах, природы» (1768) созвучны тому взгляду на материальный мир, который двумя годами позже был изложен Гольбахом в его «Системе природы». Однако Вольтер, отходя от фиксизма, продолжал отстаивать «систему великого Существа», все сотворившего.
Не затронутой трансформизмом осталась в вольтеровском воззрении на природу сфера биологических явлений. Убеждение Вольтера в том, что «все виды неизменно остаются одними и теми же», обосновывалось лишь рассуждениями о невозможности совершенно фантастических превращений одних видов в предельно далекие от них другие виды: «.
..никакое движение, никакое искусство никогда не сумело произрастить на поле вместо пшеницы рыб, мушмулу вместо ягненка в утробе овцы, розы на вершине дуба или копыта у роя пчел и т. д.». В лучшем случае данными рассуждениями в какой-то мере затрагивались некоторые древние натурфилософские взгляды, но не эволюционизм XVIII в. как таковой, делавший акцент на сугубой малости и постепенности изменений, приводящих к появлению нового вида, который вначале лишь немногим отличается от исходной формы, так что значительные различия могут появиться не иначе как через множество промежуточных видов на лестнице эволюции. Место конкретного рассмотрения эволюционизма занимала у Вольтера легковесная ирония. В качестве единственного принимаемого материалистами способа образования всех видов растений и животных, в том числе и прежде всего самых сложных, Вольтер считал механическое смешение частиц вещества, бесконечно многообразное комбинирование которых должно привести к возникновению первичных существ, становящихся прародителями нового вида. Он яростно оспаривал4 то, чтобы одно только движение такого рода «создавало существа, снабженные органами... чтобы эти органы находились по отношению друг к другу в определенном соответствии; ...чтобы все живые существа производили себе подобных; ...всё это никакие комбинации не могут произвести сами по себе без мастера... Целая вечность всевозможных движений никогда не вызовет ни ощущения, ни идеи...» (С. 304, 375—376). Важнейшую роль в полемике Вольтера с французскими материалистами играет отрицание им естественного возникновения жизни на Земле, обосновываемое ссылкой на выводы ряда биологов во главе со Спал- ланцани (1729—1799) о том, что всякое живое существо образуется из зародыша, порожденного другим живым существом. «Ныне, — писал Вольтер, — доказано наглядно и умозрительно, что без своего зародыша не существует ни одно растение, ни одно животное. Зародыш содержится в яйце курицы, точно так же как в желуде дуба. Созидающая потенция руководит всеми этими процессами развития от одного конца универсума до другого». Своих оппонентов он упрекал в неоправданном доверии к утверждениям другого известного натуралиста XVIII в. — Нидгема, что в экспериментах с растворами некоторых веществ органического происхождения наблюдается образование массы мельчайших, видимых лишь под микроскопом живых существ — «угорьков», происходит научно доказанное «самопроизвольное зарождение». Он неустанно клеймил «злополучные опыты Нидгема, столь основательно уличенные в фальсификации г-ном Спалланцани...» (С. 437—438). Шарлатанскими опыты Нидгема Вольтер называл безосновательно; они в действительности были лишь некорректно поставленными, что окончательно прояснилось столетием позже. В XVIII же веке в споре между Нидгемом и Спалланцани, каждый из которых имел множество приверженцев среди естествоиспытателей и философов, «никто не победил, вопрос остался неразрешенным» зэ. Проницательность в оценке научной значимости опытов Спалланцани по сравнению с нидге- мовскими сочеталась, однако, у Вольтера с неоправданными антиматериалистическими выводами из того факта, что в современных условиях никакие известные организмы не возникают на Земле из неживой материи. Постулирование Вольтером божественного «Мастера» в качестве творца «первоорганизмов» не имело какого-либо естественнонаучного обоснования. Надо сказать, что положение французских материалистов о естественном происхождении жизни обосновывалось не только ссылкой на нидгемовские опыты; они высказывали также более осторожные и здравые мысли о том, что этот процесс имел место и в далеком прошлом, когда на Земле были иные, чем ныне, условия, о которых пока можно строить лишь догадки, но которые можно надеяться прояснить по мере прогресса в деле научного изучения природы.
Кстати, на эту тему 15 лекций. 5-я самая интересная. И есть еще 13 интересных лекций по сектоведению. Это по бОльшей части научные лекции.
О смысле жизни. Часть 1 - лекция проф. Е.К. Дулумана
Евграф Дулуман известный атеист.
Одна из первых мыслей в его лекции: "Человеком не рождаются, человеком становятся."
Мысль, вобщем, очевидная, но приемлемая не для всех. Доказательством этой мысли являются истории реальных маугли.
О чем?
