[Kostyn]

Сообщение от RedSefo 

С тебя комментарии ;o)

Как можно подробно описывать видео, в котором нет никаких действий, а только монолог? Глупость не правда-ли?

[RedSefo]

Сообщение от Kostyn 

Как можно подробно описывать видео, в котором нет никаких действий, а только монолог?

Элементарно - ключевые слова конспект и краткое изложение.

Сообщение от Kostyn 

Глупость не правда-ли?

Самокритично

[Kostyn]

Вера ученых

Беседа с профессором мехмата МГУ В.И. Богачевым

О науке, вере и выдающихся учёных, ставших исповедниками Православия в XX веке — нефтянике В.Н. Щелкачёве, математиках Д.Ф. Егорове и Н.Н. Лузине, геологе и тайном священнике Глебе Каледе нашему порталу рассказал доктор физико-математических наук, профессор Московского Государственного Университета им. М.В. Ломоносова, зав. кафедрой математики факультета информатики и прикладной математики ПСТГУ Владимир Игоревич Богачёв.

[Информация только для зарегистрированных пользователей. ] [Информация только для зарегистрированных пользователей. ] — Владимир Игоревич, вы достаточно долго знали замечательного русского ученого-нефтяника Владимира Николаевича Щелкачева. Он всю жизнь оставался верующим человеком, никогда этого не скрывал и даже пострадал за веру Христову. Не могли бы Вы о нем рассказать? — Действительно, Владимира Николаевича Щелкачева мы знали около четверти века. Можно даже сказать, что мы родственники: его сын — крестный нашего сына, а духовное родство иногда считается сильнее кровного.
[Информация только для зарегистрированных пользователей. ] был исключительно интересным человеком. Он прожил долгую жизнь, почти век: родился в 1907 году, а скончался в 2005, немножко не дожив до своего столетия. Недавно в издательстве «Нефтяное хозяйство» вышла книга «Дорога к истине», — её можно порекомендовать всем, правда, не знаю, насколько она доступна.
Основную часть этой книги составляют его личные воспоминания — их, конечно, пересказать кратко невозможно, но в двух словах лейтмотив такой: вопросы взаимоотношений науки и веры, поиска личного пути — это, конечно, вопросы вечные, и сто лет назад они были столь же острыми, что и сегодня.
И вот Владимир Николаевич рассказывает, как он и другие люди его времени решали такие вопросы, — причем надо отметить, что тогда, наверное, всё это было ещё более драматично.
Он родился в 1907 году, и его пятнадцати-двадцатилетие, — возраст, когда человек вообще начинает задаваться «вечными» вопросами, — пришлось на послереволюционный период, гражданскую войну и первые годы после неё.
При этом надо учесть, что отец Щелкачева был боевым офицером — царской, разумеется, армии, полковником, — и несколько раз арестовывался новыми властями. Его выпускали, затем опять арестовывали, снова выпускали и забирали, — он прожил после революции около двадцати пяти лет и почти все это время провел в лагерях и ссылках.
Владимир Николаевич несколько раз тайно встречался с отцом, когда тот, будучи в ссылке, работал на каких-то огромных стройках, куда можно было проникнуть постороннему. Но на свободу он так и не вышел.
Так что Владимир Николаевич воспитывался в основном матерью, школу закончил рано — в 15 лет, — и оказался в большом городе: приехал в Москву поступать. Вырос он в верующей семье, а тут окунулся в новую пропаганду, которая была совершенно противоположна тому, что он усвоил дома.
[Информация только для зарегистрированных пользователей. ] В.Н. Щелкачев в молодости И вот в какой-то момент у него, как у многих тогда, стали возникать сомнения в вере, которыми он, приехав домой, и поделился с матерью. Та проявила очень большую мудрость. Не стала агитировать, а сказала примерно следующее: «Вот, ты с детства воспитывался в одних взглядах, а тут столкнулся с другими и засомневался. Если ты человек основательный, то должен, конечно, сделать для себя вывод не на основании поверхностных, эмоциональных впечатлений, а серьезно подумав, взвесив и всё для себя решив. Поезжай обратно в Москву, посиди в библиотеках, почитай, что пишут сторонники одного взгляда и что — другого, сделай выбор, и тогда скажешь мне, к чему ты пришел.
И я буду уважать тебя как человека, принявшего взвешенное решение, даже если для меня лично оно будет неприемлемо».
Так Владимир Николаевич и поступил, — вернулся в Москву и принялся читать. Он ко всем вопросам подходил методично, как к математическим проблемам.
Получил допуск в закрытый отдел библиотеки: в двадцатые годы часть фондов быстро перевели в категорию «для служебного пользования», но профессора еще могли давать студентам право брать книги оттуда. Вскоре это стало невозможно, но Владимир Николаевич успел прочитать труды отдельных философов, не говоря уже о множестве советской агитационной литературы.
Читал и сравнивал. Это чтение и сравнение произвело на него колоссальное впечатление. И он сделал действительно осознанный выбор.
Он понял, что вера — это не приверженность каким-то обрядам или культурная традиция семьи. Вера, — это действительно вопрос, который можно рационально, как научную теорию, для себя обосновать.
— Не столько, наверно, обосновать саму веру, сколько показать ошибочность её опровержений?
— И это тоже, но и более широко: свои взгляды можно обосновывать, как научные результаты. Это не значит, что их можно вывести логически, — было бы смешно думать, что в вопросах веры можно дать какие-то логические, научные доказательства.
Даже в такой наиболее формализованной науке, как математика, простейшие вещи очень часто оказываются в принципе недоказуемыми. Например, в арифметике, которая имеет дело с натуральными числами. Доказано, что есть некоторые уравнения, относительно которых нельзя установить, разрешимы они или нет. Это кажется парадоксальным: уравнение написано, и кажется, это очевидно — оно либо разрешимо, либо нет. Так и есть, но вот только средствами самой арифметики это установить невозможно.
— Теорема Гёделя о неполноте?
— Да. Это очень интересное явление. И если такое происходит с базовыми вещами, то смешно полагать, что с помощью научных доводов можно доказать или опровергнуть более кардинальные вещи.
— Но та же теорема Гёделя говорит, что всякая аксиоматическая теория либо противоречива, либо неполна. И в этом смысле можно, по крайней мере, сказать, что если в основании какой-то догматической системы лежат противоречивые основания, — как у католиков, например, — то уже по совокупности саму догматическую теорию рассматривать неинтересно, потому что всё, что угодно можно из этой теории вывести. Можно же так применить эту теорему?
— Я думаю, что на филологическом уровне можно сделать как раз другой вывод, — о том, что сами основания не находятся в сфере формальных, так сказать, «машинно-проверяемых» соотношений. Это факты, которые подтверждаются колоссальным опытом, — вот в каком смысле можно явления духовной жизни сравнивать, как это делал Владимир Николаевич Щелкачев, с наукой.
Есть факты, значит, есть какая-то эмпирика, и она действительно подлежит верификации.
Мировоззренческие истины не являются аксиомами или теоремами, которые откуда-то выводятся, — это эмпирическая [Информация только для зарегистрированных пользователей. ]. Владимир Николаевич эту науку постигал и был счастлив, что за почти столетнюю жизнь не разочаровывался в своих убеждениях.
Он проделал еще одну, очень интересную работу: стал собирать литературу, связанную с высказываниями известных ученых о вере.
Оказалось, что есть выдающиеся верующие ученые и столь же выдающиеся неверующие учёные. Сто лет назад было проведено такое исследование.
— Анкета Табрума?
— Да, англичанин Табрум[Информация только для зарегистрированных пользователей. ] разослал около 200 анкет самым крупным ученым того времени и от большинства из них — около 150 — получил ответы. Оказалось, что процент верующих ученых очень велик.
Если бы подобное исследование провели сейчас, то, скорее всего, процент оказался бы меньше. Ну, и что же следовало бы из этого? Думаю, что ничего.
Нет никаких оснований считать, что химики или физики, занимаясь своими узкими проблемами и достигнув в них, быть может, невероятных высот, обладают более весомым мнением по мировоззренческим вопросам, чем другие люди, — ну, никак нельзя с таким согласиться.
Конечно, если посмотреть, к кому сегодня апеллируют в средствах массовой информации, — к футболистам, актерам, певцам, — то обращение к ученым заслуживает, конечно, куда большего внимания. Тем ни менее, мне кажется, в принципе неправильно думать, что какая-то статистика среди какой-то категории людей что-то в этом вопросе определяет.
В отношении веры все люди равны, — независимо от того, чем они занимаются, и сколь велики их достижения.
Кстати, о статистике. Если посмотреть, сколько сейчас в России действительно православных, церковных людей, то выяснится, что совсем немного. Но так, наверное, было почти всегда, — и что-то подобное будет и в будущем.
Ещё до революции среди ученых, особенно в нашей стране, вырос процент нецерковных людей, хотя были и глубоко верующие люди — тот же Менделеев. А среди математиков — Егоров, учеником которого как раз и был Владимир Николаевич Щелкачев.

[Информация только для зарегистрированных пользователей. ] Дмитрий Фёдорович Егоров — Не могли бы вы рассказать о Егорове[Информация только для зарегистрированных пользователей. ] и Лузине[Информация только для зарегистрированных пользователей. ], о том, чем обязаны им Московский Университет и вообще вся московская математическая школа? — Егоров был старым, еще дореволюционным профессором. Он получил образование в России, потом, как тогда было принято, ездил во Францию и Германию. Хорошо владел несколькими языками и лично знал многих выдающихся ученых Европы, посещал их лекции, беседовал с ними. Уже в Москве Егоров стал одним из инициаторов современной системы работы со студентами, когда помимо обязательных дисциплин в программу включаются спецкурсы и семинары, на которых учащиеся делают доклады и занимаются научной работой.
Одна из основных заслуг Егорова — установление российского образования. У него, конечно, есть и личные научные достижения; скажем, одна из его теорем входит в университетскую программу, но, повторюсь, главным мне представляется его роль в организации нового для России вида образования.
Лузин был одним из самых известных студентов Егорова, в числе учеников которого были и другие замечательные учёные, — тот же выдающийся ректор Московского Университета Петровский. Лузин стал профессором перед самой революцией. Интересно, что докторское звание он получил за свою магистерскую диссертацию — ввиду её выдающегося значения.
Так вот, Лузин был учеником Егорова и воспринял от него многие традиции. А в свою очередь ученики Лузина составили уже целое созвездие.
[Информация только для зарегистрированных пользователей. ] Николай Николаевич Лузин — «Лузинское древо»… — Да, «лузинское древо»: его ученики, ученики его учеников…
Если посмотреть, кто попадает в это древо, то мы увидим, что это — большинство нынешних российских математиков. Есть, конечно, ученые, которые восходят к каким-то другим истокам, но, несомненно, большинство имеют отношение к Егорову и Лузину. Так что расцвет российской математической науки, произошедший в 30-е годы, и её лидирующее положение, сохранившееся до настоящего времени, во многом заслуга Егорова и Лузина.
— И они оба были верующими людьми.
— Да, причем Егоров пострадал как верующий. Он никогда, даже в тяжелые годы гонений, не скрывал своих взглядов.
В каком смысле не скрывал? Он был человеком довольно замкнутым, никогда не занимался пропагандой, вообще считал, что вера — это личная область,
но он не скрывал своей позиции по вопросам, связанным с его убеждениями.
До самой смерти он был президентом Московского математического общества. В 20-е годы уже вовсю шли репрессии, — и вот он мог на заседании общества встать и сказать, что такие-то люди арестованы, их семьи находятся в бедственном положении, давайте соберем деньги.
До поры до времени это сходило ему с рук, а в 30-м было сфабриковано антицерковное дело.
Это была череда ударов по Православной Церкви. За несколько лет до этого была попытка формирования своего рода альтернативной церкви[Информация только для зарегистрированных пользователей. ], а когда она бесславно провалилась, и стало понятно, что большинство верующих таким способом не разложить, то этот проект был заброшен, а на смену ему пришел новый способ давления — фабрикация дел.
Вот Егоров и попал вместе с целым кругом известных профессоров под такое дело. И Владимир Николаевич Щелкачев тоже оказался арестован по этому делу, хотя был тогда совсем молод — ему было всего 22. Несколько месяцев он провел в тюрьме, в одной камере с Егоровым.
Он очень интересно пишет про это в воспоминаниях, — в двух словах не перескажешь.
Егоров получил ссылку, но здоровье его было подорвано, пребывание в тюрьме еще больше это усугубило, и вскоре после прибытия в Казань он скончался.
А Щелкачев сначала получил лагеря, но его сестре путем долгого хождения по инстанциям как-то удалось немножко ослабить приговор, и лагеря заменили ссылкой. Много лет Щелкачев провел вне Москвы, — только, по-моему, после войны ему удалось вернуться.
Из-за этих ссылок, из-за того, что он был оторван от математики, ему пришлось освоить новую профессию, — он стал заниматься нефтедобычей. И это оказалось делом всей его жизни. Щелкачев стал одним из крупнейших специалистов по нефтедобыче не только в России, но и в мире: хотя он и занимался нашими месторождениями, но очень тщательно проработал нефтедобычу в Америке.
— Теоретически?
— В каком смысле теоретически? Теоретическими вопросами, вплоть до уравнений, связанных с расчетом давления в скважинах, он тоже занимался, но он очень хорошо изучил месторождения Америки и был одним из крупнейших наших знатоков по тамошней нефтедобыче. И конечно, он не из теоретических соображений всё это изучил.
С конца 30-х до конца 70-х он участвовал в разработке самых крупных месторождений нефти. Даже в последние годы его жизни к нему обращались за консультациями, — это был выдающийся нефтяник. У него было множество правительственных наград, — в начале 50-х он даже стал лауреатом Сталинской премии первой степени.
— Видели ли окружающие во Владимире Николаевиче верующего человека?
— То, что он был верующим, знали многие, но не все, потому что он не занимался, как бы сейчас сказали, пропагандой. Но надо сказать, что когда узнавали, то это никого не удивляло: по всему его облику и, конечно, поведению можно было легко догадаться, что он христианин.
В то время люди особенно не афишировали свои убеждения. До начала 60-х советская интеллигенция вообще была крайне атеистична и всё дальше отходила от веры, а затем начался обратный процесс, причем, как ни странно, не среди гуманитариев, а среди «технарей», — физиков, математиков, инженеров.
Многие уже в зрелом возрасте приходили к вере, — например, я сам: это произошло, когда я уже стал студентом. Ну, сколько мне тогда было? Около двадцати. Тогда же я и познакомился с Владимиром Николаевичем.
На протяжении всей своей жизни он проповедовал христианские ценности. Может быть, не называя вещи своими именами, — понятно, что в советское время не допустили бы в явном виде христианскую проповедь, — но если сейчас почитать его выступления на представительных съездах, совещаниях, брошюрки, которые он издавал, совершенно не возникнет желания что-то оттуда вычеркнуть. То, что он говорил и писал, и сейчас годится. А ведь не так много, думаю, найдется выступлений — не по научным вопросам, а по мировоззренческим, — сделанным в советские годы, чтобы сейчас их авторам не было бы стыдно за то, что они тогда говорили.
— Как же вы познакомились?
— Через его сына, который давно уже священник[Информация только для зарегистрированных пользователей. ], а тогда был физиком. Долгое время он был физиком-теоретиком, учеником Боголюбова[Информация только для зарегистрированных пользователей. ], подготовил докторскую диссертацию, но когда решил стать священником, до защиты ее не довел.
Вполне мог защититься, но вышел на новое для себя поприще.
Еще тогда, в 70-х, он занимался новой историей Русской Православной Церкви и, в частности, событиями, связанными с Собором 1918 года, с избранием Патриарха и тем, что за этим последовало. На этой почве мы и познакомились, — он делал очень интересные доклады. Понятно, что тогда такие доклады не могли быть официальными, — все это происходило по студенческим домам.
ПРОДОЛЖЕНИЕ

ПОКАЗАТЬ СПОЙЛЕР

СКРЫТЬ СПОЙЛЕР

СКРЫТЬ СПОЙЛЕР

— Как тогда в Университете относились к тому, что кто-то из преподавателей или студентов ходит в храм? Были ли какие-то послабления в этом отношении в начале 80-х?
— Послаблений не было. Даже в начале Перестройки, когда партийные чиновники принялись торговать государственным имуществом, и за границу уже пускали, и было очевидно, что всё падает, в отношении религии никакого послабления не было. До самого последнего момента [существования СССР — прим. ред.] давление на Церковь по инерции продолжалось.
Ещё могли, скажем, людей не рекомендовать в аспирантуру из-за того, что они верующие. Или кого-то куда-то не пустить, — если еще можно было кого-то не пустить на этом основании. Так было до середины 80-х, — и даже, мне кажется, до конца 80-х.
Во всяком случае, когда праздновалось тысячелетие Крещения Руси, это восприняли, как невероятное послабление. Хотя вот если из сегодняшнего дня посмотреть: что, собственно, произошло такого? Просто разрешили отпраздновать историческое событие, не больше — никакого продолжения не последовало, не было никаких послаблений в отношении Церкви.
А ведь это был уже 88 год, партийные чиновники, стоявшие на присматривающих должностях, были уже совсем другим озабочены, — бешено приватизировали бывшую общенародную собственность, — но, тем не менее, давление не ослабевало.
Изменения начались году в 90-91-м: церкви начали открываться, разрешили воскресные школы.
Конечно, нельзя сказать, что до этого были гонения — даже сравнить нельзя с тем, что происходило в 30-х, — но, несомненно, давление ощущалось.
Но, — еще раз хочу повторить, — Владимир Николаевич Щелкачев, хотя и никогда ни в какой оппозиции не был, никаких материалов нелегальных не распространял, всей своей деятельностью, и научной, и педагогической, несомненно, свидетельствовал о христианстве.
— Как бы тихо проповедовал своей жизнью, своим отношением к людям?
— Я бы не сказал, что тихо, а просто без громких слов. Но ярко. Да-да! Не только тем, как жил, но и тем, что искренне высказывал свои взгляды на то, как воспитывать молодежь. И это пример для нас, которому, может быть, не очень легко следовать.
Он много рассказывал о своих учителях, в первую очередь, о Егорове, Лузине, Лейбензоне. И интересовался не одной лишь математикой, но например, музыкой и другими вещами. У него было очень много интересных контактов с совершенно разными людьми. И где бы он ни работал, что-нибудь обязательно устраивал: дополнительные занятия, кружки… Где бы он ни был — в Грозном, в Алма-Ате, еще где-то, — всюду о нем помнят.
[Информация только для зарегистрированных пользователей. ] Владимир Игоревич Богачев с супругой Анной Николаевной. Фото: А.Поспелов / Православие.Ru — Хотелось бы услышать о Владимире Николаевиче, как о живом человеке. Чем он запомнился, помимо своих рассказов, помимо отношения к делу? Анна Николаевна Богачева[7]: Позвольте мне.
— Конечно.
— Он мог проповедовать, даже если ничего не говорил. Просто своим обликом проповедовать. Это трудно передать словами. Говорили, что он похож на старорежимного генерала. Высокий, прямой. Это, конечно, далеко не исчерпывающая характеристика, но вот что в ней точно: он действительно чувствовал себя, как человек в строю. Он служил истине, не только в своей работе, но и вообще Истине. Это было по нему видно.
И, конечно, облик человека служащего, направленного к цели всем своим существом, проповедовал сам собою.
Может быть, жить рядом с таким человеком, находиться с ним в близких отношениях иногда было тяжело, — тот, у кого есть цель, часто действительно идет вперед как танк, и рядом с ним трудно.
— А вы его долго знали?
— Как и Владимир Игоревич, почти 25 лет. Я всегда дружила, и сейчас дружу с женой его сына, мы часто бывали у них дома. Общались не в формальной обстановке. Конечно, сугубо личных разговоров у меня с Владимиром Николаевичем не было, потому что я совсем другого поколения человек, но его образ очень много для меня значил.
— Образ человека дореволюционных времен?
— Не просто дореволюционных времен, а, можно сказать, вечный образ. Образ человека убежденного, христианина, — он, наверно, неизменен с апостольских времен, и Владимир Николаевич его собой являл.
— Наверняка, вы знали и других подобных людей?

[Информация только для зарегистрированных пользователей. ] Протоиерей Глеб Каледа В. И. Богачев: Да, хотелось бы вспомнить еще одного замечательного ученого-геолога — [Информация только для зарегистрированных пользователей. ]. С ним мы тоже общались довольно продолжительное время, причем о том, что он был тайным священником, узнали не сразу. Вот тоже — какой человек! Прошел фронт, стал ученым, видным геологом. Очень много времени провел в геологических партиях по всей стране. Имел много трудов, был доктором наук. И в какой-то момент его рукоположили.
Церковь тогда была в большой опасности. Некоторые видные архиереи понимали, что нельзя иногда в открытую рукополагать, — либо власти кандидатуру не пропустят, либо человек окажется под их контролем, — и тогда рукополагали тайно.
Одним из таких тайно рукоположенных священников и был отец Глеб Каледа. И, по-моему, лет пятнадцать, если не больше, он был на таком положении — о том, что он священник, знали очень немногие близкие люди. Он всегда служил Литургию дома.
Ну, а уж потом, когда ситуация переменилась, вышел в открытое служение по благословению патриарха Алексия.
И вот отец Глеб тоже очень много занимался вопросами, связанными с наукой и верой. В частности, очень интересовался Туринской плащаницей. Собирал материалы по ней и даже опубликовал очень интересную брошюрку, — мне кажется, всем интересующимся этим вопросом надо ее обязательно прочесть. В ней ярко и сжато изложены основные сведения и различные научные гипотезы, связанные с Плащаницей. Это очень интересное чтение.
И в печати, и в проповедях отец Глеб говорил на ту же тему, что и Владимир Николаевич: о соотношении науки и веры.
Конечно, такие люди одним своим примером проповедовали.
Я, кстати, нашел, листая книжку отца Глеба о Туринской плащанице, слова Щелкачева: «Настоящая вера сродни науке. Ведь что такое наука? Это совокупность знаний, основанных на наблюдениях, опыте и умозаключениях. А что есть религиозная вера? Религиозная вера — это убеждения, также основанные на наблюдениях, опыте и умозаключениях». Вот это очень характерные для него слова. Мне кажется, он всей своей жизни доказывал эту точку зрения.

[Kostyn]

Путешествие в Республику Сербскую. Православная энциклопедия.

Ведущий -- протоиерей Алексий Уминский: -- Здравствуйте, в эфире «Православная энциклопедия». Сегодня мы приглашаем вас на Балканы, в Республику Сербскую. Христианство появилось здесь еще в первом веке. Святой Апостол Павел сообщает о проповеди своего ученика апостола Тита в Далмации. В VII веке по предложению византийского императора Ираклия сербы согласились принять Крещение. Оно было совершено римскими священниками. Но народной религией Христианство сразу не стало. Одной из причин был язык миссионеров -- непонятный основной массе народа. Христианство у сербов утвердилось только после того, как святые братья Кирилл и Мефодий, чью память Церковь отмечает 24 мая, начали свою проповедь на родном для них славянском языке. Сегодня Республика Сербская входит в состав Боснии и Герцеговины. Она граничит с Хорватией и Сербией. По историческим меркам Республика Сербская образована совсем недавно, но многие православные святыни здесь корнями уходят далеко в глубь веков.
[Информация только для зарегистрированных пользователей. ]

[Kostyn]

Как относиться к тем пастырям, чей образ жизни нам представляется недостойным?

"все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте, ибо они говорят, и не делают" (Мф. 23, 3).

"Кто ты, осуждающий чужого раба? Перед своим Господом стоит он, или падает. И будет восставлен, ибо силен Бог восставить его" (Рим.14, 4).

"Посему не судите никак прежде времени, пока не придет Господь, Который и осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения, и тогда каждому будет похвала от Бога" (1 Кор. 4, 5).

"Обвинение на пресвитера не иначе принимай, как при двух или трех свидетелях".(1Тим. 5, 19).

И самим всегда помнить, когда возникает желание кого-либо осудить: "Кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть" (1 Кор. 10, 12).

[Kostyn]

Фундаментальная наука и Православная Церковь

В глубокой древности один ученик с восторгом рассказывал своему учителю о том, как он видел ученого. «Что же он делает?» – спросил учитель у своего ученика. «Он все время читает – утром и вечером, днем и даже ночью», – отвечал тот. Помолчал немного мудрый учитель, будто задумавшись, а потом и спросил своего ученика: «Ты говоришь, что ученый все время читает… но… когда же он думает?» Смутился ученик и не знал, что ему ответить.

Священномученик Иларион (Троицкий)

Эйнштейн спросил католического священника: «Как вы отреагируете, если наука неопровержимо опровергнет какой-либо из догматов христианского учения?» Прелат ответил: «Подожду, пока ученые найдут ошибку в своем доказательстве».

Протоиерей Георгий Нейфах

[Информация только для зарегистрированных пользователей. ] Статуя сэра Исаака Ньютона над входом в Тринити-колледж, Кембридж Статуя сэра Исаака Ньютона над входом в Тринити-колледж, Кембридж В наши дни зачастую можно встретиться со стереотипным отношением к Православной Церкви, как к институту, призывающему к аскетической жизни и минимизации занятий мирскими науками и искусствами, отрицающим пользу технического прогресса и всякую деятельность, напрямую не направленную на духовное и нравственное становление. Минимизация жизненных ориентиров, критерий «достаточности», занятие только самым необходимым и, по возможности, предпочтение духовной литературы, церковной жизни и дел милосердия обычным светским занятиям и представлениям – так воспринимаются в светском обществе предлагаемые Церковью идеалы[Информация только для зарегистрированных пользователей. ].
Действительно, как иначе истолковать неискушенному читателю оторванные от контекста следующие слова святителя Илариона, епископа Верейского: «Спросите вы талантливого юношу-семинариста, почему он какой-нибудь политехнический институт предпочел духовной академии? Он скажет, что в академии все скучно, схоластично, безжизненно, потому что здесь нет настоящей науки. Но разве на самом деле это так? Неужели высчитывать коэффициент трения при смазке усиленной и обыкновенной, изучать головоломный курс о сопротивлении материалов, вести практические занятия по выгнутии балок, – неужели все это более жизненно, более интересно и более научно, чем изучать слово Божие, где на каждой странице затрагиваются и решаются самые больные вопросы души человеческой?»[Информация только для зарегистрированных пользователей. ]
Восприятие Церкви в качестве не приверженца светской науки, в особенности науки фундаментальной, где в явном виде присутствует «игра ума», как будто бы почти всегда взаимосвязанная с тщеславием и гордостью, стало более частым в послеперестроечное время и нередко используется для некоторого оправдания безучастного отношения общества к плачевному положению в этой сфере. Из-за резкого снижения финансирования в этой отрасли деятельности наблюдается, с одной стороны, кадровый дисбаланс с преобладанием ученых старших возрастов, а с другой стороны – общее сокращение численности занятых. В наибольшей степени пострадал фундаментальный сектор, в то время как научные разработки, ориентированные на потребителя и приближенные к его нуждам, иногда наоборот – получили некоторое развитие. Осуществляемая в последние несколько лет реформа Академии наук также во многом предполагает сближение ученых и потребителей их труда, занятия не абстрактными научными изысканиями, а исследованиями, которые могут и должны найти применение в ближайшее время.
Возможно, в какой-то степени сокращение числа научных работников по сравнению с советским временем может быть интерпретировано положительно. Однако сейчас число исследователей на душу населения в России не является, как когда-то, одним из самых высоких в мире. Кроме того, качество научных знаний стало значительно хуже из-за того, что из науки ушли лучшие ученые, были в значительной степени утрачены или даже потеряны традиции многих школ и институтов и стала возрастать коммерциализация в сфере среднего и высшего образования.
Реформа Академии наук побудила социологов заняться изучением представлений различных групп населения о важности, полезности и востребованности труда ученых, а чиновников разного уровня – размышлять о том, насколько усиление роли Православной Церкви в жизни российского общества повлияет на систему ценностей каждого конкретного человека и, в частности, на отношение к «работникам умственного труда».
К сожалению, не церковному человеку трудно понять всю многогранность данного вопроса. Прежде всего, нужно помнить о своего рода несимметричности между взглядом на Церковь светского общества, желающего услышать объяснения по поводу научных исследований, и взглядом на науку самой Церкви.
Православная Церковь вовсе не воспринимает науку только лишь в апологетическом смысле как предмет диспута о существовании Бога. Известная работа святителя Луки (Войно-Ясенецкого) «Наука и религия» посвящена не столько поиску противоречий или соответствий между догматами христианства и научными достижениями, сколько обоснованиям следующего тезиса: «Наука, облеченная светом религии, – это вдохновенная мысль, пронизывающая ярким светом тьму этого мира»[Информация только для зарегистрированных пользователей. ]. Можно вспомнить, что еще Галилей и Ломоносов разделяли веру в Бога и занятия наукой, в том числе связанной с законами Вселенной. «Писание не учит нас, как устроено небо, оно учит нас тому, как туда попасть», – писал Галилей[Информация только для зарегистрированных пользователей. ]. «Создатель дал роду человеческому две книги. В одной показал Свое величие, в другой – Свою волю. Первая – видимый сей мир, Им созданный, чтобы человек, смотря на огромность, красоту и стройность его, признавал Божественное всемогущество. Вторая книга – Священное Писание. В ней показано Создателево благоволение к нашему спасению… Обе… удостоверяют нас не только о бытии Божием, но и о несказанных Его к нам благодеяниях. Грех всевать между ними плевелы и раздоры!»[Информация только для зарегистрированных пользователей. ]
Наш современник Макс Планк вторил своим предшественникам-физикам: «В естествознании Бог стоит в конце всякого рассуждения, а в религии – в начале»[Информация только для зарегистрированных пользователей. ]. Мнение ученых созвучно со словами Феофана Затворника: «И занятия ваши по химии совсем не задувающего свойства, а только дующего… И химия есть часть книги Божией – в природе. И тут нельзя не видеть Бога – Премудрейшего… и Непостижимейшего»[Информация только для зарегистрированных пользователей. ].
С другой стороны, общество относится к Церкви как институту, который предлагает не только и не столько естественно-научное обоснование общественных и физических законов, сколько мистическое толкование, связанное с Богооткровенными истинами и сверхъестественными принципами, вне доступной человеческому разуму логике. Однако это не так, Церковь учит о жизни вечной, о Царстве, которое «не от мира сего». Однако это не тождественно пассивности, отрицанию пытливости и желания размышлять – не случайно первая заповедь, данная пророку в пустыне, учит возлюбить Бога всей душой, всем сердцем и всем разумом.
Поэтому и в прошлом, и в настоящем можно найти огромное число верующих ученых, не только связавших свою жизнь с Церковью и ставших священнослужителями, миссионерами или духовными писателями[Информация только для зарегистрированных пользователей. ], но и верующих людей, живущих в миру и занимающихся научным трудом.
«Велия дела Господня, изыскана во всех воля его» – было выбито на фронтоне физической лаборатории в английском Кембридже, а на могиле кембриджского ученого Ньютона можно прочитать следующую эпитафию: «Здесь покоится сэр Исаак Ньютон, который с почти божественной силой разума первый объяснил с помощью математического метода движение и форму планет, пути комет и приливы океанов. Он исследовал различия световых лучей и проистекающие из них различные свойства цветов, о которых прежде никто не подозревал. Прилежный, хитроумный и верный истолкователь природы, древности и Священного Писания, он утверждал своей философией величие Всемогущего Творца, а нравом насаждал требуемую Евангелием простоту»[Информация только для зарегистрированных пользователей. ].
Если коснуться более узкого вопроса об отношении Церкви к занятиям наукой как профессии, то здесь, помимо «Социальной концепции РПЦ», можно вспомнить письма святителя Феофана Затворника своим духовным чадам. «Знание никогда не бывает лишним грузом… Учение за плечами не тянет. Потому оно жизни не помеха. Дотяните его до конца. Помоги вам Господи!» – наставлял святитель молодого человека. «Но вопрос все еще остается нерешенным: так как же – можно читать иное что, кроме духовного? Сквозь зубы говорю вам, чуть слышно, пожалуй, можно, – только немного и не без разбора… И книги с человеческими мудростями могут питать дух», – пишет святитель Феофан.
Не занятия наукой сами по себе, а научная мысль, оторванная от Бога, возведенная в абсолют, несомненно, опасна и разрушительна. Именно поэтому не следует думать, что Церковь призывает отказаться от достижений прогресса и прекратить развитие во всех областях знаний. Нужно лишь помнить о напутственном предостережении святителя Феофана: «В образе исследования старайся начала каждой изучаемой тобою науки освятить светом небесной мудрости»[Информация только для зарегистрированных пользователей. ].


[Информация только для зарегистрированных пользователей. ] Об интерпретации 4-й главы книги Бытие, описывающей возникновение ремесел (первых основ науки) в роде Ламеха, потомка Каина, а не среди детей Сифа, см.: Георгий Нейфах, протоиерей. Гармония Божественного творения: Взаимоотношения науки и религии. М., 2005. С. 15–23.
[Информация только для зарегистрированных пользователей. ] Иларион (Троицкий), священномученик. Наука и жизнь // Без Церкви нет спасения. М., 2001. С. 289.
[Информация только для зарегистрированных пользователей. ] Лука (Войно-Ясенецкий), святитель. Наука и религия. М., 2001. С. 62.
[Информация только для зарегистрированных пользователей. ] Георгий Нейфах, протоиерей. Гармония Божественного творения. С. 76.
[Информация только для зарегистрированных пользователей. ] Там же. С. 61.
[Информация только для зарегистрированных пользователей. ] Там же. С. 75.
[Информация только для зарегистрированных пользователей. ] Феофан Затворник, святитель. Православие и наука. М., 2005. С. 619.
[Информация только для зарегистрированных пользователей. ] Примеры служения Церкви и одновременно научной работы в миру показывают нам в XX в. святитель Лука (Войно-Ясенецкий), а в наши дни – игумен Филипп (Симонов), профессор и заслуженный экономист Российской Федерации и ряд других священнослужителей. Имена известных ученых людей в стенах Церкви, зачастую отказавшихся от блестящей светской карьеры, см., например, в кн.: Вениамин (Федченков), митрополит. Беседы в вагоне. М., 2003. С. 50–51.
[Информация только для зарегистрированных пользователей. ] Георгий Нейфах, протоиерей. Гармония Божественного творения. С. 192, 207.
[Информация только для зарегистрированных пользователей. ] Феофан Затворник, святитель. Православие и наука. С. 648.

[Kostyn]

Беседа протоиерея Димитрия Смирнова с советским и российским актёром театра и кино, народным артистом Российской Федерации Виктором Ивановичем Сухоруковым. ТК Спас, 31 мая 2013 года.
описание:

ПОКАЗАТЬ СПОЙЛЕР

СКРЫТЬ СПОЙЛЕР

СКРЫТЬ СПОЙЛЕР

Прот. Димитрий Смирнов: Здравствуйте, дорогие братья и сестры. Мы вновь на передаче «Диалог под часами», и сегодня нашим гостем является обыкновенный русский гений Виктор Иванович Сухоруков, которого не нужно представлять по понятной причине. И я очень рад, что он милостивно согласился с нами сегодня пообщаться.
Здравствуйте дорогой и родной Виктор Иванович!
Виктор Сухоруков: Здравствуйте, отец Димитрий! Здравствуйте.
Прот. Димитрий Смирнов: Я ничуть не преувеличиваю, потому что, действительно, Вы способны украсить своей игрой любой фильм, и сразу его поставить на такую высоту, которая уже и называется искусством.
Виктор Сухоруков: Спасибо. Я стараюсь.
Прот. Димитрий Смирнов: Но это не комплимент.
Виктор Сухоруков: А что плохого в комплименте? В похвале? Ну что?
Прот. Димитрий Смирнов: В нём всегда есть некоторое такое преувеличение. А здесь мне даже хочется сказать о том, что Вы сумели наработать за свою актёрскую жизнь такое мастерство, которое я для себя лично ставлю на один уровень с такими замечательными актёрами, как Лоуренс Оливье. Более того, хоть я не большой специалист, но я считаю, что у нас, в нашей актёрской среде Вы вообще номер один.
Виктор Сухоруков: Как приятно слышать! Я хочу с этим согласиться.
Прот. Димитрий Смирнов: Потрудитесь тогда.
Виктор Сухоруков: А я скажу. Конечно, я ёрничаю по этому поводу. Стесняемся мы красивого слова, благодарного слова. Мы к этому непривычны, а про того, кто привык или требует его, мы считаем, что этот человек горд, мучается гордыней или глупый. Но в данном случае творцу похвала необходима. Это всё равно некая подпитка для здорового ясного сознания. Это бодрит, это бодрит! И оценка, она важна для нас. А когда тебе говорят такие вещи, так хочется в это верить. Лишь бы только не сойти с ума…
Прот. Димитрий Смирнов: Это тоже важно. Но я бы мог весь час, который нам отведён, только говорить о Вас…
Виктор Сухоруков: Жалко, я тетрадочку не взял, я бы сел и записывал! Как не про себя.
Прот. Димитрий Смирнов: Но для меня гораздо более драгоценно услышать Ваши оценки, понимание того, что происходит. Потому что, понимаете, я наблюдаю за Вашей игрой. И хотя Вы не драматург, а Вы только излагаете вещи, которые написаны кем-то, но Вы это так делаете, что как будто Вы являетесь философом, и так это убедительно делаете, как будто Вы пророк этого слова.
Виктор Сухоруков: Интересно…
Прот. Димитрий Смирнов: Поэтому забываешь и о режиссёре, и о художнике, который всё нарисовал, и о драматурге. А видишь Сухорукова.
Виктор Сухоруков: Отец Дмитрий, тут вот в чём дело, тут нет секрета. Во-первых, это мой труд и моя служба – актёрство. Нравится это кому-то, не нравится – я это люблю! В этом моя страсть, к этому, наверно, моя преданность. И поэтому я хочу это делать качественно, честно и доступно. Конечно, всё, что я делаю – это продукт совместного труда режиссёра, сценариста…
Прот. Димитрий Смирнов: Разумеется, не без этого.
Виктор Сухоруков: И без них я этого ничего бы не сделал. Но секрет один есть в этом сотрудничестве. Режиссёр даёт задание, а я уже в домашних условиях, за пределами производства продолжаю трудиться над этим образом, тем или иным персонажем. Будь то кино или театр, я всё равно получаю персонаж . Я избегаю слова «роль», роль – в… Когда я получаю имя, я работаю над этим именем или над биографией этого имени. Самостоятельно, бывает, долго, мучительно и бессонно.
Прот. Димитрий Смирнов: Я бы мог даже то, что я сказал, просто доказать. Но, опять, это долго. Но вот возьму один эпизод. Вот в фильме «Остров» Вы сыграли игумена монастыря.
Виктор Сухоруков: Да. Филарета.
Прот. Димитрий Смирнов: Да. И Вы единственный, кто мог сыграть священнослужителя адекватно. Потому что всё остальное… Мы, попы, когда смотрим кино про священников, обычно смеёмся. Потому что видно, что ряженый.
Виктор Сухоруков: Да.
Прот. Димитрий Смирнов: А вот у Вас так, что вообще даже и не сразу разглядели, что это Виктор Иванович!
Виктор Сухоруков: Да. Это моя гордость.

http://www.youtube.com/watch?v=wEBXZhmVnN4

[Kostyn]

Осипов Алексей Ильич-профессор Московской Духовной Академии и Семинарии, доктор богословия. Общественная лекция "Кто Есть Истина" (ДК Бауманского университета). Православный видеоканал "Духовное образование". Учебный Комитет Русской Православной Церкви
описание:

ПОКАЗАТЬ СПОЙЛЕР

СКРЫТЬ СПОЙЛЕР

СКРЫТЬ СПОЙЛЕР

Ну хорошо, тут такую тему объявили, а мне сказали даже заранее, и я понял, что это что-то такое чуть ли не сверхъестественное. Потому что все, кто когда-то держал в руках Евангелие, тем более, если его читал, то ведь знаете — из чьих уст прозвучал этот вопрос? Из уст римского судьи Пилата, если хотите, властителя. Властитель, который производил суд над Христом, сказал в ответ на слова: «Я есть истина» — «А что такое истина?» Христос ведь так Пилату сказал. И Пилат спросил: «А что есть истина?»
[Информация только для зарегистрированных пользователей. ]
И все те, кто соприкасался с философией, особенно с философией древнего мира. Именно того мира, в котором как раз родился Христос. В это время в греческой философии, ну и в римской, естественно, это уже одна была империя, и в это именно время она находилась в кризисе. Только в данном случае это был кризис мысли. В чем он заключался? В том, что удивительным образом перекликается сейчас с нашим временем. Кризис состоял, ни больше, ни меньше, как в следующем: люди разочаровались вообще во всем. Вообще во всем.
Вопрос о критериях

Ценности? Что такое ценности? Недавно я читал одну книжку. И мне в ней понравился диалог одного французского философа с кем-то. И он говорил: «Как это нам говорят, что во Франции нет ценностей? У нас есть. Наша ценность — никаких ценностей». Замечательно. Это программа. То есть «мы выше всех».
Так невольно вспоминаются слова Дмитрия Мережковского, который как-то написал: «И зло, и благо — два пути, — ведут к единой цели Бога, и всё равно, куда идти». Изумительно, правда? Всё равно, куда идти — хоть в болото, хоть во дворец.
И действительно, то время как раз характеризовалось именно вот таким, я бы сказал, скептицизмом. И этот скептицизм, не думайте, что был просто каким-то легкомысленным, он имел очень серьезные основания под собой.
[Информация только для зарегистрированных пользователей. ]
Знакомство с древнегреческой мыслью великолепно показывает, что вот эти попытки найти твердые основания жизни, которые можно было бы назвать самой истиной, ни к чему не привели. Чего только не предлагали, какие подчас гениальные идеи были, какие философы были, одни имена что стоят. Начиная с Гераклита, этого темного философа, с таких, как Сократ, как Платон, Аристотель. Это потрясающие имена. До сих пор мы читаем их и действительно удивляемся глубине их мысли. Но что они дали? Предлагают свою идею. Ну, хорошо. Вы полагаете так. А мне кажется иначе, а ему — ещё. А где критерий истинности? Где критерий правильности этих мыслей, этих идей? Где он?
Вот этот вопрос о критериях как раз и показал всю слабость не только древнегреческой философии, а, если хотите, фактически уничтожил и классическую философию всех последующих времен, включая и нашу современность. Где критерий? Этот вопрос, заданный Пилатом, был не праздный совсем и не легкомысленный. И он даже не стал слушать ответа Иисуса Христа. И так было ясно. Он немножко, видимо, был знаком, он, конечно же, знал те знаменитые слова Протагора — одного из очень громких философов Древней Греции, который классически выразил ситуацию: «Человек — мера всех вещей».
Какой человек? А любой. Нет объективной истины. Слышите? Нет её. Для каждого человека она своя. А что такое своя истина для каждого человека, представьте себе — тогда на чем же можно основывать свое мировоззрение, свою жизнь? Если хотите, свою мораль? И то, что сейчас очень любят употреблять постоянно слово, свои так называемые ценности. Где она?
[Информация только для зарегистрированных пользователей. ]
Вопрос этот кажется ведь чисто философским. На самом деле, он имеет огромнейшее практическое значение. Вопрос: «Что есть истина?» — оказывается, пронизывает всю историю человеческой мысли. И, будучи основан исключительно только на рассудочном, логическом понимании того, что истина — это значит то, что есть. А что есть?
Поэтому тогда Христос предстал перед Пилатом и сказал, что «каждый от истины слушает слова Моего». Весь диалог там не передается в Евангелии, там очень кратко. И я думаю, что особого диалога там быть и не могло в такой ситуации. Но, конечно, для человека, привыкшего к такому скептическому восприятию различного рода идей и мыслей, его слова прозвучали, как пустые. Что есть истина?
Истина: не что, а Кто

Знаете, что я хочу сказать сегодня — громадная ошибка, которая была допущена и допускается до сих пор, и она будет: истина — это не что, а это Кто. По определению, представьте себе, что есть Бог. Что Он источник всего бытия. Что Он источник того, кто есть человек. В частности, его разум, его интеллект. Всего его. Если есть Бог, следовательно, где же эта твердая основа, на основании которой, на чем мы можем строить и всю свою и рассудочную деятельность, и практическую жизнь?
Он, Бог, по определению, только может быть истиной, если Он есть. Потому что Он, как вечно существующий, Он, как независимый ни от каких ситуаций нашей жизни, истории, вообще ни от чего не зависимый. А если это Он, по определению, ещё раз говорю, Бог есть истина, в таком случае, во-первых, конечно, это Кто, а не что. А во-вторых, это особенно требует размышления и рассуждения тогда, а Кто же это такой, Бог? И каким образом Он может быть тем критерием, абсолютным критерием всех наших идей, всех наших, если хотите, теорий, каким образом это может быть?
[Информация только для зарегистрированных пользователей. ]
Вы знаете, разница между христианским пониманием истины и нехристианским, я бы сказал даже, не просто нехристианским, а нерелигиозным, в том и заключается, что нерелигиозное понимание истины всё сводит к чему? К чисто зрительному, логическому процессу, когда чисто совершаются некие логические операции, которые приводят человека к какому-то умозаключению. Вот, что есть истина. Это, в конечном счете, выражено в законе тождества. Если мы видим логически верные заключения, мы тогда говорим: «Да, это верно, это истинное утверждение».
Христианство говорит совсем о другом. Если истиной является Бог, Он есть основа, критерий и стержень всего, то в таком случае, вы должны подумать, Кто же эта истина, и в чем она заключается. И вот здесь мы соприкасаемся с очень удивительным фактом. Христианство утверждает, что Бог, о Котором, кажется, все народы всегда слышали (кстати, нигде не найдено было ни одного племени нерелигиозного), что этот Бог в христианстве есть не просто разум, на что делается всегда наибольший акцент. Не просто справедливость, о чем, кажется, всегда подразумевается.
Бог есть любовь

Если справедливый, то кто же? У кого искать справедливости? У Бога. Христианство говорит: «Нет». Я говорю об очень серьезных вещах. До христианства высшие достижения мысли были какие? Бог — это разум. Бог — это справедливость. Христианство сказало: «Нет». «Нет» в каком смысле? «Нет» в том смысле, что если мы это скажем о Боге, это будет нечто убогое, недостойное, ничтожное. Теперь-то мы можем понять, почему это ничтожно. Разум — компьютер. Справедливость — то же самое. Бог — это не просто разум, это не справедливость и правда. Христианство сказало то, чего никогда в истории человечества, в религиозном сознании не существовало. Бог, оказывается, есть Любовь. Слышите? Бог, оказывается, есть любовь.
Этот безграничный дух, который не имеет никаких измерений, как и всякий дух, этот источник всякого бытия, это Тот, который по определению является истиной, является Любовью. Причем хотелось бы подчеркнуть: не тот, у которого есть любовь, не любвеобильное существо, а который Сам и есть Любовь.
[Информация только для зарегистрированных пользователей. ]
Мы сталкиваемся с удивительной идеей. Ведь любовь, кажется, это нравственная категория. Если хотите, духовное состояние личности. И вдруг Тот, кого мы называем, это и есть это духовное состояние, этот дух, оказывается, Он есть Бог.
Отсюда мы приходим, если мы только-только задумывались над этой удивительнейшей идеей, я пытаюсь говорить чисто внешним языком — это удивительная идея, поразительная идея, что Бог — это духовное состояние, духовная, если хотите категория. Что этот Дух — вот, кто Он есть.
Причем когда мы говорим, что Бог есть Любовь, то о чем мы говорим при этом? Что, следовательно, это и есть сама сущность всего бытия. Всё это касалось истории древней мысли. Когда мы сказали, что это есть сущность всего бытия, все же понимают — ведь там же искали, в чем эта сущность бытия. Доходили до самых элементарных, кажется, даже до смешных вещей, до атомизма. То атомы являются сущностью, то другие какие различные категории.
А здесь мы, оказывается, говорим: вот, что является сущностью всего бытия, ибо Бог — Он есть сущность всего бытия. И эта сущность, это закон бытия, это сама истина. Истина есть Любовь. Такого, конечно, никогда не было. Такого никто никогда не говорил. Это совершенно, абсолютно идея настолько парадоксальная, настолько необычная, настолько, если хотите, странная для людей, которые привыкли истину искать только в области мысли, в области рассуждений, в области интеллекта. И вдруг здесь такое определение.
Более того, это определение, если мы его попытаемся отнести к практической жизни человека, то оно приводит к следующему: оказывается, отсюда следует — нет истины там, где нет любви. Почему? Если хотите в плане чисто формальном, по определению, если Бог есть Любовь, если он есть Истина, следовательно — в любых человеческих деяниях, в любых человеческих поступках, в любых импульсах человеческой души, там, где нет любви, там нет истины. Такого еще не слыхивали.
Как, я же вижу безобразное существо, какой-то человек обезображенный, больной, калека, на него смотреть страшно, Квазимодо. И что я должен сказать? Формальная правда что говорит? Ой, это ужасно безобразный человек. Формальная. Истина когда говорит? Когда мы скажем: «Вы очень симпатичный человек». Вы слышите, нет истины там, где нет любви. Вот это вот основной, если хотите, тезис христианского понимания дает потрясающее следствие, касающееся нашей постоянной жизни, постоянного нашего общения с другом, оценки всех явлений жизни, оценки всего происходящего. Вот он, где критерий.
Любовь может быть разной

Истина — это не «что», а «Кто», и этот «Кто» есть любовь. Правда, любовь может быть очень разная. Что такое любовь? О, какой вопрос непростой. Как можно здесь здорово ошибиться, когда мы говорим о любви. И мы знаем это сплошь и рядом. Это такая же тема, кажется, широкая, глубокая и распространенная, и которая буквально подчас перевертывает наш мир, потому что идет потрясающее искажение самого понятия любви, о котором говорит христианство. Оказывается, когда христианство говорит о любви, то оно показывает на примере. Пример кого? Христа. Который, будучи фактическим Владыкой мира, принес себя в жертву ради спасения людей.
Если мы обратимся к различным сторонам и различному пониманию этих состояний, которые определяются словом «любовь», то увидим, сколько здесь отклонений от этого идеала человеческой жизни, вот этой жизни. Сколько только отклонений. Эти отклонения касаются нравственной стороны, нашей душевной стороны, нашей духовной стороны, то есть постоянно мы уходим от того главного, что является действительной истиной и действительной любовью. Что же это является? Что это такое? Что это за тайна? Что это за «икс», о котором мы рассуждаем? Что это за странная истина, о которой говорит христианство?

[Информация только для зарегистрированных пользователей. ]

[Kostyn]

Зверское уничтожение Христиан. — Твёрдость и трезвость Веры. — Удивительные факты принятия Христианства людьми первых веков.
[Информация только для зарегистрированных пользователей. ]

[Kostyn]

описание:

ПОКАЗАТЬ СПОЙЛЕР

СКРЫТЬ СПОЙЛЕР

СКРЫТЬ СПОЙЛЕР

Заповедь — изображение свойств нормального человека

[Информация только для зарегистрированных пользователей. ] — это не закон, это не приказ, а это, оказывается, изображение свойств нормального человека, при котором в человеке возникает, если хотите, а лучше сказать — пробуждается то великое, что мы называем любовью. Только при одном условии, только приобретение исцеления, если хотите, души человеческой от того, что называется страстями, только здесь, при этом исцелении возможно изменение внутреннего состояния человека. И тогда в нем по мере этого исцеления происходит вот то преображение, которое приводит его к состоянию, именуемому состоянием любви.
Знаете, это в высшей степени особая, совершенно особая сторона жизни, о которой практически мы не думаем. Мы обычно думаем, что любовь — то, что возникает. Неверно. Возникновение — это совсем не то. Это, в лучшем случае, романтика. Любовь — это ценность, которая приобретается трудом и подвигом. Каким? Борьбы, прежде всего, со своим эгоизмом. Все понимаем, насколько это противоречит любви. Борьбы со своей неправдой, с ложью, с лицемерием, лукавством, тщеславием и гордыней.
Вы обратите внимание, о чем идет речь-то. Разве любовь невозможна там, где в человеке вот эти все свойства? Потому, что это лукавство, эта ложь, это лицемерие, этот обман и прочие вещи, эта гордыня — всё это противоречит, уничтожает, не дает возникнуть в человеке вот этому высочайшему свойству или качеству, которое именуется любовью, и которое если приобретается человеком, то действительно делает его поступки истинными, то есть соответствующими той истине, которую мы именуем Богом.
Ну хорошо, тут такую тему объявили, а мне сказали даже заранее, и я понял, что это что-то такое чуть ли не сверхъестественное. Потому что все, кто когда-то держал в руках Евангелие, тем более, если его читал, то ведь знаете — из чьих уст прозвучал этот вопрос? Из уст римского судьи Пилата, если хотите, властителя. Властитель, который производил суд над Христом, сказал в ответ на слова: «Я есть истина» — «А что такое истина?» Христос ведь так Пилату сказал. И Пилат спросил: «А что есть истина?»

И все те, кто соприкасался с философией, особенно с философией древнего мира. Именно того мира, в котором как раз родился Христос. В это время в греческой философии, ну и в римской, естественно, это уже одна была империя, и в это именно время она находилась в кризисе. Только в данном случае это был кризис мысли. В чем он заключался? В том, что удивительным образом перекликается сейчас с нашим временем. Кризис состоял, ни больше, ни меньше, как в следующем: люди разочаровались вообще во всем. Вообще во всем.
Ценности? Что такое ценности? Недавно я читал одну книжку. И мне в ней понравился диалог одного французского философа с кем-то. И он говорил: «Как это нам говорят, что во Франции нет ценностей? У нас есть. Наша ценность — никаких ценностей». Замечательно. Это программа. То есть «мы выше всех».
Так невольно вспоминаются слова Дмитрия Мережковского, который как-то написал: «И зло, и благо — два пути, — ведут к единой цели Бога, и всё равно, куда идти». Изумительно, правда? Всё равно, куда идти — хоть в болото, хоть во дворец.
И действительно, то время как раз характеризовалось именно вот таким, я бы сказал, скептицизмом. И этот скептицизм, не думайте, что был просто каким-то легкомысленным, он имел очень серьезные основания под собой.

Знакомство с древнегреческой мыслью великолепно показывает, что вот эти попытки найти твердые основания жизни, которые можно было бы назвать самой истиной, ни к чему не привели. Чего только не предлагали, какие подчас гениальные идеи были, какие философы были, одни имена что стоят. Начиная с Гераклита, этого темного философа, с таких, как Сократ, как Платон, Аристотель. Это потрясающие имена. До сих пор мы читаем их и действительно удивляемся глубине их мысли. Но что они дали? Предлагают свою идею. Ну, хорошо. Вы полагаете так. А мне кажется иначе, а ему — ещё. А где критерий истинности? Где критерий правильности этих мыслей, этих идей? Где он?
Вот этот вопрос о критериях как раз и показал всю слабость не только древнегреческой философии, а, если хотите, фактически уничтожил и классическую философию всех последующих времен, включая и нашу современность. Где критерий? Этот вопрос, заданный Пилатом, был не праздный совсем и не легкомысленный. И он даже не стал слушать ответа Иисуса Христа. И так было ясно. Он немножко, видимо, был знаком, он, конечно же, знал те знаменитые слова Протагора — одного из очень громких философов Древней Греции, который классически выразил ситуацию: «Человек — мера всех вещей».
Какой человек? А любой. Нет объективной истины. Слышите? Нет её. Для каждого человека она своя. А что такое своя истина для каждого человека, представьте себе — тогда на чем же можно основывать свое мировоззрение, свою жизнь? Если хотите, свою мораль? И то, что сейчас очень любят употреблять постоянно слово, свои так называемые ценности. Где она?


Вопрос этот кажется ведь чисто философским. На самом деле, он имеет огромнейшее практическое значение. Вопрос: «Что есть истина?» — оказывается, пронизывает всю историю человеческой мысли. И, будучи основан исключительно только на рассудочном, логическом понимании того, что истина — это значит то, что есть. А что есть?
Поэтому тогда Христос предстал перед Пилатом и сказал, что «каждый от истины слушает слова Моего». Весь диалог там не передается в Евангелии, там очень кратко. И я думаю, что особого диалога там быть и не могло в такой ситуации. Но, конечно, для человека, привыкшего к такому скептическому восприятию различного рода идей и мыслей, его слова прозвучали, как пустые. Что есть истина?
Истина: не что, а Кто

Знаете, что я хочу сказать сегодня — громадная ошибка, которая была допущена и допускается до сих пор, и она будет: истина — это не что, а это Кто. По определению, представьте себе, что есть Бог. Что Он источник всего бытия. Что Он источник того, кто есть человек. В частности, его разум, его интеллект. Всего его. Если есть Бог, следовательно, где же эта твердая основа, на основании которой, на чем мы можем строить и всю свою и рассудочную деятельность, и практическую жизнь?
Он, Бог, по определению, только может быть истиной, если Он есть. Потому что Он, как вечно существующий, Он, как независимый ни от каких ситуаций нашей жизни, истории, вообще ни от чего не зависимый. А если это Он, по определению, ещё раз говорю, Бог есть истина, в таком случае, во-первых, конечно, это Кто, а не что. А во-вторых, это особенно требует размышления и рассуждения тогда, а Кто же это такой, Бог? И каким образом Он может быть тем критерием, абсолютным критерием всех наших идей, всех наших, если хотите, теорий, каким образом это может быть?


Вы знаете, разница между христианским пониманием истины и нехристианским, я бы сказал даже, не просто нехристианским, а нерелигиозным, в том и заключается, что нерелигиозное понимание истины всё сводит к чему? К чисто зрительному, логическому процессу, когда чисто совершаются некие логические операции, которые приводят человека к какому-то умозаключению. Вот, что есть истина. Это, в конечном счете, выражено в законе тождества. Если мы видим логически верные заключения, мы тогда говорим: «Да, это верно, это истинное утверждение».
Христианство говорит совсем о другом. Если истиной является Бог, Он есть основа, критерий и стержень всего, то в таком случае, вы должны подумать, Кто же эта истина, и в чем она заключается. И вот здесь мы соприкасаемся с очень удивительным фактом. Христианство утверждает, что Бог, о Котором, кажется, все народы всегда слышали (кстати, нигде не найдено было ни одного племени нерелигиозного), что этот Бог в христианстве есть не просто разум, на что делается всегда наибольший акцент. Не просто справедливость, о чем, кажется, всегда подразумевается.
Бог есть любовь

Если справедливый, то кто же? У кого искать справедливости? У Бога. Христианство говорит: «Нет». Я говорю об очень серьезных вещах. До христианства высшие достижения мысли были какие? Бог — это разум. Бог — это справедливость. Христианство сказало: «Нет». «Нет» в каком смысле? «Нет» в том смысле, что если мы это скажем о Боге, это будет нечто убогое, недостойное, ничтожное. Теперь-то мы можем понять, почему это ничтожно. Разум — компьютер. Справедливость — то же самое. Бог — это не просто разум, это не справедливость и правда. Христианство сказало то, чего никогда в истории человечества, в религиозном сознании не существовало. Бог, оказывается, есть Любовь. Слышите? Бог, оказывается, есть любовь.
Этот безграничный дух, который не имеет никаких измерений, как и всякий дух, этот источник всякого бытия, это Тот, который по определению является истиной, является Любовью. Причем хотелось бы подчеркнуть: не тот, у которого есть любовь, не любвеобильное существо, а который Сам и есть Любовь.
[Информация только для зарегистрированных пользователей. ]
Мы сталкиваемся с удивительной идеей. Ведь любовь, кажется, это нравственная категория. Если хотите, духовное состояние личности. И вдруг Тот, кого мы называем, это и есть это духовное состояние, этот дух, оказывается, Он есть Бог.
Отсюда мы приходим, если мы только-только задумывались над этой удивительнейшей идеей, я пытаюсь говорить чисто внешним языком — это удивительная идея, поразительная идея, что Бог — это духовное состояние, духовная, если хотите категория. Что этот Дух — вот, кто Он есть.
Причем когда мы говорим, что Бог есть Любовь, то о чем мы говорим при этом? Что, следовательно, это и есть сама сущность всего бытия. Всё это касалось истории древней мысли. Когда мы сказали, что это есть сущность всего бытия, все же понимают — ведь там же искали, в чем эта сущность бытия. Доходили до самых элементарных, кажется, даже до смешных вещей, до атомизма. То атомы являются сущностью, то другие какие различные категории.
А здесь мы, оказывается, говорим: вот, что является сущностью всего бытия, ибо Бог — Он есть сущность всего бытия. И эта сущность, это закон бытия, это сама истина. Истина есть Любовь. Такого, конечно, никогда не было. Такого никто никогда не говорил. Это совершенно, абсолютно идея настолько парадоксальная, настолько необычная, настолько, если хотите, странная для людей, которые привыкли истину искать только в области мысли, в области рассуждений, в области интеллекта. И вдруг здесь такое определение.
Более того, это определение, если мы его попытаемся отнести к практической жизни человека, то оно приводит к следующему: оказывается, отсюда следует — нет истины там, где нет любви. Почему? Если хотите в плане чисто формальном, по определению, если Бог есть Любовь, если он есть Истина, следовательно — в любых человеческих деяниях, в любых человеческих поступках, в любых импульсах человеческой души, там, где нет любви, там нет истины. Такого еще не слыхивали.
Как, я же вижу безобразное существо, какой-то человек обезображенный, больной, калека, на него смотреть страшно, Квазимодо. И что я должен сказать? Формальная правда что говорит? Ой, это ужасно безобразный человек. Формальная. Истина когда говорит? Когда мы скажем: «Вы очень симпатичный человек». Вы слышите, нет истины там, где нет любви. Вот это вот основной, если хотите, тезис христианского понимания дает потрясающее следствие, касающееся нашей постоянной жизни, постоянного нашего общения с другом, оценки всех явлений жизни, оценки всего происходящего. Вот он, где критерий.
Любовь может быть разной

Истина — это не «что», а «Кто», и этот «Кто» есть любовь. Правда, любовь может быть очень разная. Что такое любовь? О, какой вопрос непростой. Как можно здесь здорово ошибиться, когда мы говорим о любви. И мы знаем это сплошь и рядом. Это такая же тема, кажется, широкая, глубокая и распространенная, и которая буквально подчас перевертывает наш мир, потому что идет потрясающее искажение самого понятия любви, о котором говорит христианство. Оказывается, когда христианство говорит о любви, то оно показывает на примере. Пример кого? Христа. Который, будучи фактическим Владыкой мира, принес себя в жертву ради спасения людей.
Если мы обратимся к различным сторонам и различному пониманию этих состояний, которые определяются словом «любовь», то увидим, сколько здесь отклонений от этого идеала человеческой жизни, вот этой жизни. Сколько только отклонений. Эти отклонения касаются нравственной стороны, нашей душевной стороны, нашей духовной стороны, то есть постоянно мы уходим от того главного, что является действительной истиной и действительной любовью. Что же это является? Что это такое? Что это за тайна? Что это за «икс», о котором мы рассуждаем? Что это за странная истина, о которой говорит христианство?

[Информация только для зарегистрированных пользователей. ]