Сообщений: 2,861
Миксов: 5720 ![](/images/mcoin.png)
Сказал(а) спасибо: 11,184
Поблагодарили: 1,499
Регистрация: 22.07.2007
|
14.10.2010, 01:46
Граф Рено де Шатильон - единственная попытка уничтожить магометанство в истории
За всю историю человечества мы знаем только одного дерзкого смельчака, который не побоялся бросить вызов всему мусульманскому миру и двинуть свои военные отряды на завоевание Мекки. Этим человеком был знатный французский аристократ эпохи крестовых походов граф Рено де Шатильон (1124-1187). Большинство историков характеризуют его как вероломного разбойника, авантюриста и безжалостного убийцу. При этом, подобными эпитетами графа Рено награждают не только мусульманские исследователи (что вполне логично), но и многие европейские христианские историки. Что движет последними в их оценках, понять трудно. Рискнем предположить, что негативное восприятие графа Рено в европейских работах, результат отсутствия христианской веры у самих авторов. Вот Альбер Шамдор и его книга "Саладин, благородный герой ислама". Уже в самом названии этого «шедевра» кроется истинная приязнь автора к конкретному историческому персонажу. Не будем судить Шамдора. Изучим ту часть повествования, которая касается героя нашего очерка:
ПОКАЗАТЬ СПОЙЛЕР СКРЫТЬ СПОЙЛЕР
СКРЫТЬ СПОЙЛЕР «Неожиданно, как гром среди ясного неба, на Восток пришла ошеломляющая новость. Рено де Шатильон готовился нанести по исламу удар, захватив его святыню - Мекку, осквернив могилу Пророка в Медине, и повергнуть неверных в трепет этим неслыханным доселе в истории предприятием. Он хотел сжечь Каабу, разграбить «лучезарную» Медину и святой город Мекку, к которому пять раз за день приходило двести миллионов молящихся, город, кишащий паломниками, прибывавшими со всех континентов, чтобы пасть ниц перед знаменитым «черным камнем», оправленным в серебряную оболочку, рай для верующих и богатых банкиров.
Рено де Шатильон начал готовиться к походу. Его первой целью была Медина, где могила Мухаммада напоминала прибывающим паломникам о легендарных временах ислама. Совершив фантастический бросок в восемьсот километров через пустыню, он проник в Хиджаз, сжег города Табук и Тайму (последний в письме к халифу Багдада Саладин называл «прихожей Медины»). Затем он направился к Священному городу. Но встревоженный правитель Дамаска вошел на территорию Керака и Монреаля и, благодаря быстрому маневру, заставил Рено де Шатильона отложить задуманное на более поздний срок. Возвращаясь форсированным маршем к Галилее, Рено де Шатильон захватил богатейший священный караван, который, выйдя из Дамаска, направлялся в Мекку со своими аптекарями, окулистами, ортопедами, смывателями трупов, сирийским махмалем, пирамидальным сооружением, покрытым зеленой тканью, вышитой золотом. Этот пустячок принес ему двести тысяч золотых византийских монет и неприятности, которыми он пренебрег. Но если Рено де Шатильон мало заботился о политических последствиях своего поступка, то при иерусалимском дворе дела обстояли совсем иначе. В действительности этот караван пилигримов, только доверяя перемирию, заключенному между Бодуэном IV и Саладином, решился пересечь христианские земли. Приведя плененных пилигримов в крепость Керака и отобрав их богатства и дары, предназначенные для Каабы, Рено де Шатильон нарушил слово, данное его королем. И этот насильственный акт мог привести к разрыву договора о перемирии. Саладин выразил иерусалимскому королю протест и потребовал немедленного освобождения своих подданных и возвращения верблюдов, ковров, золота и двадцати пяти квинталов украденных свечей. Бодуэн IV, возмущенный поведением своего вассала, поспешил отправить к нему тамплиеров и госпитальеров, чтобы упрекнуть в вероломстве и уговорить вернуть награбленное. Но тот и слушать ничего не захотел. Он заносчиво ответил королевским посланникам, что «лучше и быть не может, чем заставить короля нарушить клятву». Недовольный правлением государя, ослабленного страшной болезнью, Рено де Шатильон, могущественный сеньор, разместившийся на одной из самых чувствительных точек границы, разделяющей ислам и христианство, не побоялся вступить в конфликт с королевской властью, временное бездействие которой делало возможным подобное поведение.
Рено де Шатильон, не отказался от своих честолюбивых планов обратить в прах Каабу и Мекку и заставить ислам трепетать, завладев останками Пророка. Он собирал в своей гордо возвышающейся крепости союзников, согласившихся принять участие в его походе не только исходя из идеологических соображений этой беспрецедентной авантюры, но и в надежде заполучить сокровища, веками копившиеся в священном городе. Рено де Шатильону необходимы были люди его закалки, жестокие и храбрые. И он их нашел. Бароны в поисках земель, титулованные франкские солдафоны без страха и без совести, не страшащиеся ни Бога, ни дьявола, неудачники, которые не смогли получить земли во время крестовых походов, простые воины, несущие меч, подобно кресту, — все они явились на службу к этому ниспосланному провидением Рено де Шатильону, обещавшему прославить их и сделать соучастниками своего триумфа. Собрав людей, хозяин Керака покинул свой фьеф. Поскольку его первая попытка добраться до Медины через пустыню не удалась, он решил атаковать святыни ислама с аравийского берега, спустив в воды Красного моря флот. Таким образом, неутомимый путешественник, который обошел всю Сицилию, Месопотамию, Палестину и даже степи Вади-Араба, не колеблясь решился превратить своих рыцарей в корсаров и бросить их на абордаж мусульманских судов, бороздивших Красное море, чтобы помешать их торговле и преградить дорогу паломникам, следовавшим из Африки в Азию, а потом сновать от одного берега к другому, сжигать порты и наконец высадиться в выбранном им месте и устремиться на Мекку, парализованную слухами об их подвигах. И эта экспедиция была подготовлена. Рено де Шатильон задумал все с большим размахом. Он построил, по всей видимости, в самом Кераке, пять больших галер и легкие быстрые суда, части которых были перевезены на спинах верблюдов прямо к берегам Красного моря, где их и собрали, а затем погрузили в них провизию и оружие. Так началась эта одиссея. Месяц за месяцем пираты бороздили Красное море, сжигая порты Хиджаза и Йемена, мусульманские фелуки, грабя и убивая паломников, застигнутых врасплох в своих саванах, которые они везли с собой, чтобы освятить. Их видели и вдоль нубийского берега. Они высаживались в Айдабе, где транзитом останавливались караваны, шедшие из Асуана, Эдфу и Куса. Они сожгли самбуки, которые там нашли, разграбили запас продовольствия, предназначенный для снабжения Мекки и Медины. Их видели повсюду: разбойничая на море и приводя в ужас священные караваны, которые избегали портов и берегов, часто посещаемых христианским флотом, они прервали всю навигацию. В конце концов Рено де Шатильон и его люди высадились между Мединой и Меккой в Рабеге и Ал-Хауре. Следует заметить, что правитель Керака в совершенстве владел топографией этого района, запретного для немусульман. Он хотел пойти по пути Священного каравана, который, выходя из Рабега, пересекал совершенно бесплодную равнину, зажатую между черными базальтовыми скалами, удобными для засады. «Вдохновенный путь», отмеченный гекатомбами скелетов, путь, который вел к святым для ислама местам. Проведя весь день в седле, они достигли Медины. Жадные до грабежа бедуины поспешили предложить свои услуги в качестве проводников и показали дорогу к священным городам. «Мы не сеем ни зерно, ни просо, — говорили они. — Наш урожай - это пилигрим». Весь исламский мир был в ужасе. Жители Мекки и Медины в любой момент ожидали увидеть проклятых рыцарей. Арабские историки рассказывали о смятении, охватившем Египет и всю Аравию. «Жители этих областей пребывали в страхе, — пишет Абу Шама, — и рассматривали это неожиданное нашествие, как роковой удар. Никогда еще мусульманская земля не оглашалась подобной новостью. Никогда еще нога христианина не ступала в эти места. Повсюду верили, что настал час Страшного Суда». Однако ответный удар не заставили себя долго ждать. В Каире брат Саладина Малик ал-Адил приказал немедленно разобрать двести судов, которые защищали вход в порт Дамьета, перевести их волоком до Кулзума, там собрать, вооружить и спустить на воду. Тем временем он подготовил экипажи, набранные из бесстрашных магрибинцев, во главе с Хасаном ад-Дином Лу-Лу. Как только египетский флот был готов, он снялся с якоря и настиг христианские суда в Ал-Хоре. Франки оказали упорное сопротивление, но были вынуждены оставить свои корабли и укрыться в горах на берегу. В конце концов они достигли ущелья, открывавшего дорогу в Мекку. Истощенные, мучимые жаждой, малярией, страдающие от зноя, атакованные с тыла племенами бедуинов, даже теми, которые до этого предлагали себя в качестве проводников до Каабы, теснимые, без продовольствия и других запасов, они были большей частью перебиты или взяты в плен. Неизвестно каким образом, но Рено де Шатильону удалось сбежать. Часть пленников привели в Ал-Мину и забросали камнями в день великого Байрама. Другие были отвезены в Каир и в Александрию. Ибн Джубайр оставил нам волнующий рассказ, повествующий о прибытии этих пленников в Египет: «Когда в апреле 1183 года мы находились в Александрии, мы стали свидетелями того, как огромная толпа собралась, чтобы посмотреть на христианских пленников, которых должны были про вести по городу, посаженных на верблюдов задом наперед, под звуки труб и литавр. В ответ на наши вопросы мы услышали рассказ, сколь жалостливый, столь и ужасающий. Отряд сирийских христиан построил близ Кулзума флот, который в разобранном состоянии был переправлен через пустыню местными арабами. На побережье корабли были собраны, закреплены с помощью гвоздей и спущены на воду. Эта эскадра бороздила Красное море, и христиане причинили исламскому миру такие страшные беды, какие еще никогда не обрушивались на его голову. Но самое ужасное, во что мы даже не могли поверить, это то, что они осмелились двинуться на Мекку и Медину, чтобы извлечь тело Мухаммада из его могилы». После того как сподвижники Рено де Шатильона были показаны народу, их публично казнили в день Жертвоприношений, как бы говоря тем самым, что «ни один из них не сможет больше указать христианам, даже если они захотят вернуться, пути, пересекающие Красное море, и дорогу к святым городам». Вот так закончилась эта авантюра, которая привела смелое христианское войско к воротам Мекки. Но Рено де Шатильон не погиб. И отныне у Саладина не было более жестокого врага, чем он».
Далее мы рассмотрим вопрос о том, к чему же на самом деле так стремился граф Рено отправляясь в пески Аравии. Но перед этим, мы познакомим читателя с рассказом о гибели де Шатильона. Крах крестоносцев произошел в 1187 году в битве при Хаттине. В числе пленных был и граф Рено.
Свидетельство о Хаттинской битве, составленное бывшим там франком Эрнулем.
Когда Саладин покинул поле битвы с великой радостью и великой победой, и был в своем лагере, он приказал всем христианским узникам, которые были захвачены в этот день, предстать перед ним. Первыми привели короля, мастера Тампля, принца Рейнальда, маркиза Бонифация, Онфруа Торонского, констебля Амори, Хью Гибелетского и несколько других рыцарей. Когда они были все вместе собраны перед ним, он сказал королю, что для него большая радость, и он считает для себя большой честью сейчас, что имеет в своей власти таких ценных узников, как короля Иерусалима, мастера Тампля и других баронов. Он приказал, чтобы сироп растворили в воде, в золотой чаше, и подали им. Он вкусил сам, и затем дал его пить королю, говоря: «Напейся». Король пил как человек крайне жаждущий, и потом передал чашу принцу Рейнальду.
Принц Рейнальд пить не захотел. Когда Саладин увидел, что король передал чашу принцу Рейнальду, он разгневался и сказал ему [Рейнальду]: «Пей, ибо ты никогда уже не будешь больше пить!» Принц ответил, что если это угодно Богу, он никогда не будет пить или есть ничего от него (Саладина). Саладин спросил его: «Принц Рейнальд, если бы я содержался в твоей тюрьме, как я сейчас содержу тебя в моей, что по твоему закону ты бы сделал мне?» «Господи помилуй» - воскликнул тот «Я бы отрезал тебе голову». Саладин чрезвычайно разъярился на такой крайне дерзкий ответ и сказал: «Свинья! Ты мой узник, и ты все еще отвечаешь мне столь высокомерно?». Он схватил меч в свою руку и вонзил прямо в его тело. Мамлюки, стоявшие наготове, подбежали к нему [Рейнальду], и отрезали его голову. Саладин взял немного его крови и окропил ею его голову в знак того, что он совершил отмщение над ним. Потом он приказал, чтобы они [мамлюки] доставили голову в Дамаск, и ее влачили по земле, чтобы показать сарацинам, которым принц много досаждал, какое отмщение он получил.
Жозеф Мишо в своей великой работе «История крестовых походов» описывает смерть графа Рено сходно с Эрнулем. Небольшое разночтение в вопросе пить или не пить. Но главное, что впервые озвучивает Мишо, так это то, что Рене Шатильонский погиб за Крест смертью мученика (!!)
«Ги Люсиньян и главные вожди христианской армии, попавшие в руки неверных, были приведены в палатку, поставленную посреди лагеря Саладина. Султан обошелся благодушно с французским королем и предложил ему освежиться напитком, охлажденным снегом. Король, отпив из чаши, предложил ее Рено Шатильонскому, находившемуся возле него, но султан остановил его и сказал: "Этот преступник не должен пить в моем присутствии, так как для него у меня нет пощады". И, обращаясь к Рено, он упрекнул его в нарушении договоров и пригрозил ему смертью, если он не примет веры Пророка, которого он оскорбил. Рено с благородным пренебрежением отнесся к угрозам султана и отвечал ему, как подобало со стороны христианского воина; раздраженный султан ударил мечом безоружного пленника, и мусульманские воины, по знаку своего властелина, отрубили голову рыцарю. Таким образом, Рено Шатильонский погиб за Крест смертью мученика; такая кончина его заставляет забывать то, что было небезукоризненного в его жизни, полной воинственных приключений».
Итак, речь идет не о бандите с большой дороги. Речь идет о человеке, отказавшемся не смотря на угрозу смерти, изменить своей вере. А мы знаем, что кровь мученическая смывает все прегрешения.
А теперь вернемся к вопросу – зачем графу Рено была нужна Мекка? Самый исчерпывающий ответ мы нашли у блестящего современного историка Галины Росси:
«Мекка духовное сердце ислама. И, если бы Аллах допустил осквернение ее неверными, а тем более, изъятие и вынос оттуда такой штуки, как Черный Камень, то привело бы это не к тотальной консолидации мусульман, а к тотальной гражданской войне, поскольку каждый из власть имущих в мусульманском мире тыкал бы пальцем во всех остальных, утверждая, что именно их грехи и беззакония повели к такой неслыханной каре со стороны Аллаха. В любом случае, это был уникальный и великолепный карт-бланш, чтобы упрочить свои позиции за счет остальных. Что бы тут началось – представить не трудно. А дальше – с точки зрения нормального политика, таким, каким и был Рено, ситуация была бы совершенно очевидна: объединяйся, по очереди с той или иной группировкой, уничтожай с ее помощью остальных, потом ищи нового союзника и уничтожай с его помощью бывшего союзника, и так, постепенно и последовательно, двигайся к полному угасанию мусульманства как религиозно-национальной идеи. Если же немножко пофантазировать, то Рено не устраивал бы паломничества к захваченной Каабе, поскольку это лишено всякого религиозного смысла. Точно так же, как нельзя построить храм Соломона где попало, поскольку, по определению – это не будет уже храм Соломона – он должен стоять там, где и стоял. Точно так же нельзя поставить, где попало такую нерукотворную святыню, как Камень, а тем более в замке захватчика. Так что, учитывая характер этого человека (Рено) он, приспособил бы Каабу для каких-нибудь повседневных нужд, ну, например, использовал бы в качестве подставки… А мусульманский мир в этой ситуации, скорее всего деградировал бы в ораву полудиких кочевых племен, на манер каких-нибудь парсиев, исповедующих никому уже не понятную и не интересную тарабарщину…
Для того, чтобы понять, почему ислам, при разрушении Мекки и потере Черного Камня скорее всего деградирует, и почему христианство не деградировало с потерей Креста и захватом Иерусалима, необходимо, прежде всего, уяснить, что, собственно, является сутью любой религии. Сутью любой религии является то или иное мистическое, трансцендентальное таинство Богообщения, то ли оформленное в виде особого ритуала, то ли не имеющее такового. Без факта Богообщения любая религия – заведомо не религия – а всего лишь идеология. Итак – для ислама местом Богообщения является Мекка. И не просто Мекка, как таковая, а храм, известный как Кааба. В наружную стену (северо-восточный угол) вмонтирован артефакт (называемый аль-Хаджар аль-Эсвад) принесенный, согласно преданию, из рая Архистратигом Михаилом Адаму, а вделан в стену установителем хаджа – Авраамом. О достоверности предания можно спорить сколько угодно, однако происхождение Эсвада до сих пор не разгадано. Камень был передан с одной единственной целью – он должен был обозначить место в храме, от которого следовало начинать ритуальное обхождение по примеру семикратного обхождения ангелами вокруг храма на Небеси. Догматически считается, что благодаря Каабе (а точнее, артефакту, вделанному в стену) все пространство вокруг Мекки по окружности на несколько километров является неприкосновенным, особенно во время хаджа.
А теперь представим, что в этой, по определению, неприкосновенной окружности (или вблизи оной) появляется Рено с отрядом не менее агрессивных воинов и с далеко не гуманистическими планами. Рено собирался не просто зайти в Каабу – что запрещается под страхом смерти всем неверным, а разрушить храм и забрать Черный камень.
В Коране о храме сказаны следующие слова: "Мы назначили этот дом в сборище и убежище людям: держите для себя место Ибрахимово мольбищем. Мы заповедали Ибрахиму и Исмаилу: оба вы внушите, чтобы дом Мой благоговейно чтили совершающие вокруг него обходы, проводящие в нем время в благочестивых думах, преклоняющиеся и поклоняющиеся до земли" (Коран, 2:119).
Где бы не находился мусульманин – он совершает намаз (молитву) в направлении (кибла) Мекки. При этом имеются очень строгие правила, как необходимо совершать намаз, если не можешь, например, сидеть, или, лежать на правом, или на левом боку. Все четко расписано. Итак, привязка к Мекке означает, что именно в этой точке происходит Богообщение. Соответственно, если эта точка ликвидируется – теряется конструкции Богообщения, и соответственно, само Богообщения, как таковое, поскольку в данном конкретном случае оно привязано к определенному месту. Особенность религиозного сознания такова, что нельзя просто так отменить или заменить такие вещи. Нельзя объявит мечеть или синагогу местом Богообщения – и никто и никогда не пытался это сделать – как заведомую бессмыслицу. В синагоге или мечети можно помолиться, почитать писание, но нельзя осуществить таинство Богообщения. Кроме того, иудаизм был несколько глубже, чем мусульманство и таинство Богообщения сопровождалось уникальным и особым ритуалом – принесением жертвы, очищением кровью. Опять же, в особом месте, в особое время.
Исчез храм Соломона – и весь этот ритуал стал невозможен. Его невозможно провести ни в одной синагоге. Таким образом, центральное таинство иудейской религии не совершается уже почти две тысячи лет, и не будет совершаться до тех пор, пока храм Соломона не будет полностью восстановлен.
В мусульманстве картина аналогичная, только с той оговоркой, что священные таинства и ритуалы менее разработаны. Их заменяет упрощенный вариант – сам факт прибытия в Мекку, в конкретное место – так называемый хадж, который каждый мусульманин обязан совершить хотя бы один раз в жизни, точно так же как каждый христианин обязан хотя бы один раз в жизни причаститься. Соответственно, если ликвидировать такое место, как Мекка, то последствия для мусульман будут полностью аналогичны тем, которые вызвала ликвидация Соломонова храма по отношению к иудеям: полный распад и уничтожение религиозно-национального фундамента государственности, как следствие – распад и деградация монолитного религиозно-государственного образования на разрозненные атомарные общины, течения, направления, словом, все те изменения, которые претерпела иудейская государственность при своей трансформации в иудейскую диаспору.
И не будем забывать, что иудаизм, в свое время, был не менее, а может и более развит, чем мусульманские конгломераты эпохи расцвета. Иудейские диаспоры, сгруппированные вокруг синагог, покрывали собой всю тогдашнюю Ойкумену (начало нашей эры). В Средиземноморье и Азии - то же самое.… Но даже и отдаленные регионы – такие как Африка и Индия были «обработаны» достаточно плотно. Даже самые великие мусульманские достижения все-таки несколько блекнут по сравнению с этим. И весь этот колоссальный, многонациональный, спаянный единой религией конгломерат рухнул после уничтожения всего лишь одного архитектурного сооружения - Соломонова Храма. Конечно, отдельные части этого монстра продолжали жить и адаптироваться к новым условиям (тот же хазарский каганат или эллинистические общины) но это было уже не то – это была уже деградация.
Христианство в этом отношении обладает совершенно уникальным религиозным новшеством, состоящим в том, что прямое, непосредственное таинство Богообщения, по определению, может совершаться в любой точке пространства-времени. И основное христианское таинство Богообщения – Пресуществление или Евхаристия – не имеет никакой связи ни с физическим существование или не существованием Иерусалима, Гроба Господня , Креста или вообще какой бы то ни было материальной святыни. Оно не имеет даже прямой связи с наличием харизмы у человека, совершающего это таинство. Все, что для этого необходимо – это даже не истинный носитель харизмы, а человек, прошедший определенный харизматический ритуал (что, разумеется, отнюдь не означает факта получения харизмы). Кроме того, в отличие от мусульманства и иудаизма, которые, в силу указанных выше причин, автоматически организуются в виде государственно-религиозных формирований, для христианства – это всего лишь одна из возможностей. Оно может быть государственной религией, оно может быть и полным маргиналом. С точки зрения религиозной сущности этой доктрины – ее государственность значения не имеет. Евхаристия всегда останется Евхаристией – будь то в Храме Гроба Господня – будь то в катакомбах, будь то в чистом поле. Таким образом, существует только одна возможность уничтожить христианство как организованную структуру, как Церковь – это – физически уничтожить всех епископов и священников. Нет епископов – никто не может рукоположить священника. Нет священников – некому служить Евхаристию. Однако, сделать это невообразимо сложнее, чем в случае, например, с мусульманством. А ситуацию с иудаизмом мы все знаем из истории – уничтожается определенное географическое место и деградирует вся идейная конструкция.
К слову – становится понятно, почему мусульмане так охотились за Животворящим Крестом. Согласно их ментальности потеря или уничтожение Креста автоматически означало начало распада и деградации христианства».
|