Несколько бойцов ГГ дрались в турнирах М-1 в этом и прошлом годах. Так что оттуда футболка досталась, а далее перекочевала к Алистару.
МакГи мормон . Не уверен, что это сочетается с кавказским происхождением.
Майхем Миллер завел сайт, где вызывает на бой Ника Диаза.
Сайт имеет название ("не пугайся дружок") [Информация только для зарегистрированных пользователей. ]
michaell, аааа...дык...так бы сразу и сказал ) а то я не врубился да жаль короткий, искал длинее но не нашел, нету. Думал у них еще че то нормальное будет, но увы, скачал все альбомы, запарился слушать 400 треков.
Частный бой Это московские уличные драки, сынок [Информация только для зарегистрированных пользователей. ] [Информация только для зарегистрированных пользователей. ]
Страх исчезает в самом начале боя, после первого удара, извещающего, что ты — велком, твою мать! — снова на территории самцов. Неважно, твоего первого удара или соперника. Страх исчезает, чуть только твоя плоть сталкивается с чужой плотью. И это не любовные ласки, по обоюдному желанию перешедшие в рукоприкладство. Страх исчезает, едва собственная переносица напарывается — черт, как больно! — на посторонний локоть. И это — не час пик в общественном транспорте. На страх нет времени. Провозишься со своим страхом — будешь повержен: с головы снимут скальп, клыки пойдут на ожерелье, твою женщину изнасилуют, а детей изжарят и сожрут. Если бы инстинкты можно было добывать, как нефть, сюда стоило бы провести трубопровод.
Мы встречаемся на условленной станции метро. Как и было сказано на сайте «Уличные драки». Его адрес я заметил из окна электрички Курского направления — корявые буквы на заборе. Из всего того, что у мужчины стоит, вопрос личной отваги по актуальности на втором месте. Особенно в крупных городах. Как упустить такую возможность испытать себя?
В ожидании общего сбора успеваю поскандалить с быдловатым пассажиром, выплюнувшим жвачку мне под ноги. Едва не сцепились. Делаю это больше для тонуса, чем из справедливости.
Подъезжают бойцы. Все поодиночке. Коллективный дух — это не про них, это у футболистов. Скупо здороваются, разбредаются по вестибюлю. Никаких разговоров, пустого трепа. Глупо сокращать дистанцию с кем бы то ни было до боя. Кажется, все эти люди и вовсе не знакомы друг с другом — не с разных веток метрополитена, а из разных реальностей. Один, ботаник по виду, сразу воткнул в уши эмпэтришник — похоже, Dire Straits. Другой погрузился в чтение иллюстрированного журнала с модельными задницами. Третий принялся тут же, на мраморе, разминаться — делать наклоны и круговые движения шеей, как Мохаммед Али перед поединком.
Единственное, что их объединяет визуально, — небольшие спортивные сумки. Для драки много предметов не нужно, главное — принести с собой кулаки.
«После указанного срока ждем пятнадцать минут и уходим», — предупреждает сайт. Еще четверть часа идем к месту, по пути — всегда в одном и том же ритуальном магазине — закупаем питьевую воду. В группе выделяются трое: на них не написано, но сразу видно: ядро. Они и держатся уверенней, и шагают размашистей. В руках у одного из них магнитофон. Как скипетр, некий знак власти.
Встречный парень просит закурить. Прямо у всех сразу. В ответ слышит недобрый смех. Оценили смелость? Скорее, глупость.
«Я отвергаю постулат о ценности материального имущества»
Спускаемся к Москве-реке на большую поляну в форме эллипса, а там — тотальная расслабуха народонаселения: пиво с закусью, истерические дошкольники, которых мечтал безнаказанно убить Даниил Хармс, кошкоподобные йоркширы стоимостью в месячный бюджет провинциальной поликлиники.
И тут двадцать с лишним крепких парней дружно останавливаются, бросают вещи на землю и молча начинают наматывать на ладони боксерские бинты. Кумачовые, синие, телесного цвета. Лежащие на покрывалах от IKEA граждане напрягаются всеми частями своего обнаженного тела. В глазах читается опасливое недоумение: «Погром какой-то готовится, что ли?» Кое-кто уже покидает належанные точки. Мучнистопузые главы семейств и ведомств делают это неспешно, стараясь не уронить своего достоинства: дескать, мы не потому уходим, что страшно, просто там солнца больше. Но, если судить по их механическим движениям, скрывать свой страх получается у них так же плохо, как и свой уровень холестерина.
«Ни тебе войны, ни Великой депрессии»
Писатель Чак Паланик здесь во всем и везде. Как и «Бойцовский клуб», снятый по его одноименной книжке. Того гляди, выйдет на поляну из-за русской березы, весь в своей крови, смешанной с чужой. И провозгласит аутодафе этому мерзопакостному обществу потребления. С его мангалами-бадминтонами.
Роман — ответственный за работу с новичками:
— Нет, ну почему Брэд Питт в конце превратился в Нортона, скажи? Чушь какая-то.
Очевидно, здесь не любят лобовых сравнений с этим кино. У нихсвой клуб, у нас — свой.
Курят единицы. Их не осуждают: «Твое дело. Но дыхалка потом подведет, смотри сам».
Все вроде русские. По крайней мере, славянский тип преобладает. Тех, кому за тридцать, почти нет. У них другие игрушки: машины, дачи, любовницы — мелкобуржуазная дрянь, по мнению Паланика.
На разминке заметно, что у многих за плечами если не бойцовская, то во всяком случае спортивная подготовка. Все мы, как сказал поэт, занимались понемногу. Где-нибудь и зачем-нибудь.
Одна пара перчаток на всех. Поэтому просят приходить со своими, если есть кожные заболевания рук.
— Кончаем этот онанизм, — несется по поляне. Это кто-то из ядра. — Разбиваемся на пары.
Разбиться на пары — это всегда лотерея. Выбираешь не только ты, но и тебя. По росту и весу, по кубикам на брюшине, если таковые имеются. По блеску в глазах, в конце концов. Вообще говоря, для меня осталось загадкой, как формируются спарринги. Ведь всякий раз на драки приходят новенькие. Никогда не знаешь, каков у них уровень подготовки — физической, моральной. Возможно, кто-то занимался единоборствами. Так что если спариваться навскидку, всегда есть риск напороться на опытного бойца. Ощущение паническое. Но в этом-то и соль — потом выходящая с потом и кровью.
Бывалые бойцы вообще рекомендуют «вставать» против того, кто заведомо сильнее. Так быстрее поймешь, чего стоишь. Описывается этот резон примерно такими словами: «Только когда проигрываешь бой, просыпается внутри что-то такое, что давно там спало. Кроме того, это отличный толчок, чтобы развиваться».
Меня ангажируют на «драку с землей».
— Что это?
— Руки, ноги — карате. Плюс земля — по-борцовски: проходы в ноги, удушение и все такое.
Я вежливо отказываюсь. Мне не очень нравится слово «удушение». Еще с тех времен, когда мы на уроках истории проходили дворцовые перевороты. Да к тому же не хочется валяться.
Смысл в том, что бойцы сами договариваются о подробностях боя. Куда бить, куда нет. Ограничения обычно касаются только паха и надкостницы. По умолчанию принимаются правила классического бокса. Но при этом все имеют в виду, что в уличных драках никаких правил нет и быть не может.
«Я не хочу умереть без единого шрама»
С бинтами у меня выходит заминка — все-таки первый раз. Мне помогают намотаться:
— Большой палец в петельку суй, а потом крути, как удобно, лишь бы запястье не болталось. А чего это ты дышишь с открытым ртом? Давай через капу.
У меня не дышится.
— Ты чего, капу не варил, что ли?
— Какать? — косноязычу я сквозь полупрозрачную резинку.
— Что ты сказал? «Как это»? Во дает! — искренне, как малахольному, сочувствуют мне бойцы. — Сначала опускаешь в кипяток, потом под челюсть подгоняешь.
Сам собой включается магнитофон. Под такую музыку только головы курам рубить. Мotorhead, JudasPriest? Это сигнал к началу боев.
В эллипс поляны вступает первая пара. С первых движений начинает проигрывать тот, кто до драки спрашивал: «А ничья возможна?» Так всегда и бывает. Стоит ли спрашивать у врача, будет ли больно? Будет.
Однако «стоп» говорить он не хочет. Это не постыдно. Это очень постыдно.
— Давай, не жалей его!— эллипс подбадривает того, кто побеждает. Это вам не игровые виды спорта, где часто болеют за слабых. — Добивай, добивай!
Бойцы беззвучно катаются по земле. Близкий контакт. Ближе только секс. Никакого мата. Мат вообще не приветствуется, хотя стилистически был бы уместен.
У обоих рот наполняется кровью. Но это не повод для остановки боя.
— Почему вы для встреч выбрали такую периодичность — две недели? — спрашиваю я Юрия, основоположника клуба. В интернете у него ник Walk.
— Столько нужно, чтобы раны залечить, мы прикидывали из опыта.
Громче и многословнее других болельщиков кричит атлетически сложенный, не по-московски загорелый юноша. Даже его умные глаза не помогают избавиться от ощущения, что его тело состоит всего из двух частей: хребта и нанизанной на него мышечной ткани. Для имени Николай в его облике слишком мало зоны рискованного земледелия и слишком много Большого Кавказского хребта.
— Выворачивайся, попой подбрось его и вылезай! — бегает вокруг запыленных бойцов Николай-советчик.
У меня на старой футболке — рекомендуется брать одежду, «которую не жалко», — надпись «Новый фильм Алексея Балабанова “Груз 200”».
— А что за фильм? — вдруг спрашивает он, потеряв интерес к бою. Там все ясно: рано или поздно «ничья» проиграет.
— Про трупы.
— А я Михалкова уважаю.
— При чем тут Михалков? Написано же: Балабанов.
— Все равно, я уважаю Михалкова.
В предлагаемых условиях можно попасть впросак с оценкой уровня интеллекта. Его тут принято бить, а не измерять.
У каждого из бойцов своя манера держаться. Кто-то копирует телевизионных боксеров. Другие интуичат, стараясь предугадать действия соперника. Третьи выпендриваются, опустив руки, словно предлагая бить себя. Но никто не тянет время. Зачем тогда вообще приходить? Один или два раза только подгоняли бойцов, призывая к активности.
«Ты не знаешь себя, если ни разу не дрался»
Пятая пара моя. Пока дождался, устал. Всего боев будет порядка двадцати.
Слава богу, именно Роман из ядра достался мне для спарринга. Я вешу пуда на два больше. Но он, похоже, чем-то таким занимался. Одетый в обтягивающее трико, обутый в борцовки, он смахивает на уменьшенную копию Ивана Поддубного.
Я думаю вот что — и это, собственно, моя последняя мысль перед дракой: «Вся моя жизнь проходит в постоянных попытках доказать себе, что я не трус. Но это ведь не самый плохой сценарий жизни, а?»
— А-а! — я замечаю себя как бы со стороны — кричащей обезьяной, судорожно грызущей сырую, не сваренную, а потому постоянно выпадающую изо рта капу. Это — первый удар Романа. Он приходится мне в ухо. Похоже на немое кино: словно не тебя бьют и не ты, а какой-то каскадер в смешных трусах. Пленка крутится в режиме rapid. Странно, по всем признакам — размаху, траектории ноги Романа, силе удара — мне должно быть очень больно¸ но мне не больно. Пленка мотается вперед. Он бьет снова, а мне снова не больно. И я ведь тоже бью. И, что удивительно, попадаю. Иначе почему так горит кулак?
Когда дерешься, ничего вокруг не замечаешь. Как глухарь на току. Можно рядом врыть гладкий металлический шест, посадить на него десяток стриптизерш-глухарок, а ты даже краем глаза их не заметишь. Как недалеко все-таки ушел человек не то что от животного — от птицы.
Бой длился минуту, может, полторы. Но мне почудилось, никак не меньше получаса. Кто знает, тот знает: время и пространство меняют свои свойства в бою, особенно в бою один на один.
А скорость мысли в минуты опасности увеличивается многократно.
В любом случае я успел разрушить Берлинскую стену, устроить удавшееся покушение на доминиканского диктатора Трухильо и привести силой в милицию соседа, который — сил уже нет никаких — слушает по ночам психоделическую музыку, не давая спать всему дому.
Нет, я не изобретал лекарства от рака и не спасал амурских тигров от истребления.
Мои мысли были заняты исключительно насилием, упоительно созидательным насилием. Теперь я знаю, что и Махатма Ганди, и мать Тереза смогли бы получать удовольствие от физической жестокости, если бы захотели, если бы не были столь упертыми в своей добродетели.
Впрочем, все это я придумал потом, отдышавшись и выпив махом литр минералки. А во время драки голова была почти пустой, как холодильник после отпуска на море. Так, какие-то крошки пиццы в морозилке — бьются хаотически о внутренние стенки черепа. Вроде таких, например: «Лучше пять минуть побыть трусом, — получаю удар в скулу, — чем всю жизнь лежать в могиле», — сам бью куда-то в тело Романово.
Кто это сказал? Вроде ирландцы. Точно, они. Но ведь не самые, между прочим, трусливые люди эти ирландцы.
Короче говоря, я победил. Пожалуй что случайно. Возомнил себя по неопытности неуязвимым и задавил Романа разницей в весе. Непросто все-таки в бойцовском клубе работать с новичками: никогда не знаешь, чем все это обернется для новичка.
Нам слегка похлопали. Это традиция клуба — аплодировать обоим участникам, чем бы ни закончился бой.
«Эй, и Мона Лиза потихоньку разрушается»
«Первое правило “Бойцовского клуба”: не говорить о “Бойцовском клубе”. Второе правило: не говорить нигде о “Бойцовском клубе”. Третье: кто-то вдруг бросает драться, дает сигнал, что сдается, — драка заканчивается. Четвертое правило: драться один на один. Пятое: одна драка за раз, парни. Шестое: никаких ботинок, никаких рубашек. Седьмое правило: драки будут продолжаться столько, сколько нужно. И восьмое, последнее, правило: если это ваша первая ночь в “Бойцовском клубе” — вы должны драться».
В московском клубе правила практически те же, что и в книге у Паланика. За исключением деталей. Здесь дерутся по вечерам, а не ночью. Бьются в кикбоксерских перчатках, а не на голый кулак. Капы по желанию: «Берегите зубы». И рубашки разрешены. Больше того, можно прийти хоть в офисном костюме. Тоже — опыт. И еще позволяется сразиться не один раз, а несколько, если одного боя не хватило, чтобы выложиться на полную катушку.
Апервые два правила мне разрешили нарушить сами бойцы. Так что совесть моя осталась незапятнанной. В отличие от тела. Впрочем, какие это, в сущности, пятна — пустяки: гематома на левом бедре неожиданно правильной круглой формы размером с кофейное блюдце да припухлость в треть лица, зато без синевы. Хуже было бы, если бы наоборот.
Пока бойцы ждут своей очереди, я завожу разговор про клубы, где дерутся без перчаток. Мои собеседники отзываются о них без энтузиазма:
— У нас люди на работу ходят, учатся. Как им с таким лицом?
— За синяки не увольняют. Нет еще в трудовом законодательстве такого пункта.
— Сам попробуй.
«Ты создал никчемное альтер эго для повышения тонуса»
Сюда приходят по разным причинам.
Много одноразовых. Придут, испытают себя и успокаиваются. Таких, по наблюдениям Юры Walk, примерно половина.
Кому-то клык выбили в пьяной драчке или «гопота отжала мобилу» поздним вечером. Этим надо реабилитировать себя. В своих же глазах в первую очередь. Они приходят подраться два-три раза, потом вставляют себе дорогой имплант, покупают сотовый последней модели и больше не появляются. Их чуть больше трети.
Остальные — постоянная группа. Среди них преобладают те, кому нужно сбросить стресс накопившейся за неделю офисной либо другой рутины. Они, я заметил, дерутся с остервенением. Словно мстя судьбе и начальнику за скучищу жизни.
Некоторые оказываются здесь по терапевтическим причинам. Антон, например, не стесняясь, рассказал, что с помощью драк избавился от пьянства. Одно приключение заместил другим.
И особую, малочисленную категорию составляют прирожденные бойцы. Для них драка и есть сама жизнь. Если их время от времени не стравливать с им подобными, они, как бойцовые псы, начнут бросаться на все, что движется. Их видно по лишенным эмоций взглядам.
«Еще чуть-чуть — и нечего желать»
Трудно сказать, к какой группе принадлежит Юра Walk. Скорее всего, он над схваткой.
Сам себя Юра представляет щуплым. Незаслуженно. Он не Геракл, конечно, но и щуплым его тоже не назовешь.
— Это важно, что я именно такой. Люди думают, что лидер у них — качок какой-нибудь. А приходят и видят меня, и это придает им уверенности в себе. Я же тоже, бывает, сливаю. Ага, решают они, значит, и я, наверное, смогу.
О своем клубе он говорит так: пусть идет как идет. В этом смысле он почти буддист. Вне клуба ему интересно все: эзотерика, философия, бизнес, политика. Человек Возрождения эпохи вырождения.
— Я подумываю вступить в одну партию, отвечающую интересам людей.
— А что, есть такие партии?
— Есть. Потом скажу, какая. — Ему 24 года, он студент, есть свое дело: мастерит сайты.
Кто движется, тот всегда прав. Надо что-то делать, хотя бы оторвать зад от дивана. Это — основные его заповеди. Даосизм пополам с Чеховым.
— Если человек приходит в клуб — значит, он уже переступил черту пассивности, — объясняет он подспудный символизм происходящего. — После того как подрался, и свое дело открыть не страшно, и заявить о гражданской позиции. А мужчине это необходимо на уровне инстинкта, особенно русскому. Вся проблема России в том, что нет нормальных мужчин, инфантилизм полнейший.
За те несколько лет, что клуб существует, через него человек семьсот прошли, прикидывает Юра Walk. У него было время сформулировать смысл того, чем он занят: «Это не шпановская драка. Это не спарринг в спортивном заведении под присмотром тренера. Это не сфера услуг: мы не делаем супергероев. Это — как драка с человеком, который не желает тебе зла».
Как-то так.
«Вопрос этикета: как повернуться к вам — задницей или мошонкой?»
Мне, самцу, почему-то не хватило одной драки с человеком, который не желал мне зла. Но лучше бы я, самец, остановился на одной драке.
Во второй раз со мной бился парень из МЧС.
Спарились мы так. «Давай», — говорит он. «Давай», — говорю я. «А ты кто?» — спрашиваю. «Гиревик», — отвечает.
Перед боем гиревик из МЧС рассказал, как где-то в другом месте дерется с ингушами, потому что они сумасшедшие и с ними интересно. Это мне не понравилось. Потому что я не ингуш. А также мне не понравились его передние зубы — сплошь вставленные. И кажется, не однажды.
К тому же выходить в круг во второй раз оказалось страшнее. Это как с парашютными прыжками: уже знаешь, чего ждать, каких опасностей.
Однако, помимо опасностей, меня ждало еще и неприятное физиологическое открытие. Оказывается, бойцовские качества моего тела проявляют себя не всегда одинаково. Все эти мышцы, жир, кости. Теперь они из подвижного Т-34 превратились в остолбеневший КРС. Из машины-танка — в крупный рогатый скот. Теперь мое превосходство в весе сыграло на руку и на ногу моему быстрому и стройному — поглядим, каким ты будешь через пятнадцать лет, — сопернику. Теперь было больно.
Принимая на себя очередями удары и тумаки, я вспоминал холокост. Получая одиночные тычки и зуботычины — новобранцев российской армии. Огребая порциями затрещины и заушины — воспитанников детдомов. Пинки, шлепки, оплеухи, подзатыльники, пендели — я воссоединился со всеми, кто сопротивляется жестокому року, но заранее обречен.
Теперь мне известно, что нет лучшего и скорейшего способа стать правозащитником, чем получить по роже без вины. Любопытно было бы исследовать биографии знаменитых омбудсменов. А что, если обнаружится, что в яслях нянечки заклеивали им рот изолентой, чтобы не орали? А в школе хулиганы вешали их воротником на гвоздь в туалете, как Буратино?
В подобной ситуации не работают все эти замусорившие мозг сентенции вроде «Страх для того и нужен, чтобы его преодолевать» или «Смелый человек не тот, кто не боится, а кто преодолевает свой страх». Все это глупости. Правда — одна. И она в том, что твое единственное желание — это чтобы все побыстрей закончилось.
Вдруг в глазах потемнело от боли. Боли, избавляющей от страданий, почти хирургической.
Господи, спасибо, что снабдил меня такой мошонкой: куда ни ударь — везде окажется зона интимной близости от паха.
У меня появился законный повод прекратить бой, почти не поступившись честью бойца. А не надо по яйцам бить.
Гиревик из МЧС долго извинялся. Я недолго принимал извинения. Нам аплодировали активнее, чем в прошлый раз.
«Мы — поколение мужчин, выращенных женщинами. Поможет ли другая женщина в решении наших проблем?»
Помимо основных законов в московском бойцовском клубе есть, так сказать, подзаконные акты. Вот они.
Никакой политики, никакого алкоголя и наркотиков, никаких денег и рейтингов, никаких женщин.
Бойцы должны быть старше 18 лет. Но паспорт ни у кого не проверяют.
Запрещено любое принуждение: борьба со страхом — дело добровольное. Как сказано на форуме клуба одним из его участников, «когда я на улице смотрю, как некая мать обращается со своим 6-летним ребенком, мне кажется, что в семейных отношениях насилия больше, чем у нас».
На встречи советуют брать страховой медицинский полис. Но таких травм, чтобы везти в больницу, еще не было.
Алексей — один из тех, кто участвовал в организации клуба.
— Мы тут сами по себе и отдельно от всех, — говорит он. — Мы не то чтобы шифруемся. Просто многие интересуются без всякой цели.
— А журналисты приходят?
— Раньше бывали. Теперь нет. Они придут, посмотрят, сами не дерутся, а потом напишут небылиц, все перевернут: не ходите к ним, там чудовища. Наверняка какие-нибудь скины или наци. Мы потому и ввели это правило обязательного первого боя, чтобы от зевак избавиться.
— У вас тут, смотрю, вообще нет идеологии. Хачей бить никто не призывает, Россию спасать.
— О чем вы? У нас кавказцы часто бывают. Северные. У них учиться надо. Русские мягкие — если завалил, дает подняться. А эти добивают. Правила ведь такие, вот и добивают. Как на улице.
Действительно, здесь не педалируют национальную тему. Нет и этого: «Хватит бухать — иди в спортзал». Никто ни на кого не давит, никакой политинформации.
Чуть ли не физически ощущаю их боязнь подпасть под кого-то, заформализоваться. Мне несколько раз сообщили, что в клубе нет и никогда не будет членских взносов.
— А если придет какая-нибудь «Наша Россия» — лицензировать? Или какая-нибудь «Ваша Россия» — боевое крыло расправить?
— Ага, щас! — Нет, ну что у нас за язык прекрасный такой? Любое предложение легко становится отрицанием.
Еще им очень не хочется прослыть заурядными мордобоями, дерущимися за бабки, каких в столице тьма. Выясняется, что к организаторам не раз подкатывали всякие мутные личности. Давайте, вы подеретесь за деньги, предлагали одни. Давайте, вы сформируете силовую группу, настаивали другие. «Зачем,— отказывались бойцы, — чтобы защитников Химкинского леса пугать?»
— А менты?
— А предъявить нечего. Ну, подрались ребята — и все.
— Хулиганку пришить могут.
— Так у нас как с сексом — по взаимной договоренности. А это не преследуется.
«Говорят, что он родился в психбольнице и спит всего час за ночь. Улетный мужик»
— Все вышло из моего двора, — рассказывает Юра Walk историю своего клуба. — Нам захотелось — мы стали биться. Почти каждый день. На руках — только накладки, лица были все в синяках. Правила устанавливались постепенно. Потом был фильм «Бойцовский клуб». Мы подумали: вот как можно, оказывается. Есть жизнь и помимо офиса, дома и дежурных развлечений типа кабака и недели отдыха в Египте. Было и такое, что дрались на морозе. Кто дерется — скидывает куртки, остальные ждут. Но многих так не привлечешь. Пришлось искать зал, договариваться, снимали на свои деньги. В Долгопрудном, помню, дело было. Здание темное, подвал. Мы расставляли свечи по периметру и дрались в полутьме — красота.
Бои заканчиваются. Участники становятся более разговорчивыми, но мало кто распространяется о своей мирной жизни. Мирная жизнь отдельно, драки отдельно. Драки — это такое тайное окно, куда заглядывают раз в две недели. И чем меньше имен, более того — фамилий, тем удобнее. Трудно бить того, у кого есть имя, более того — фамилия.
Поэтому никаких посиделок после боев. Все без лишних слов. Собрались, подрались, искупались в речке. На все про все два часа с небольшим. Попрощались по-деловому. Обменялись друг с другом традиционным «До следующих боев». И разошлись.
Смесь спорта, хобби, войны.
«Завтрашний день будет самым дивным в его жизни»
Утром я едва встану с постели. В домашней аптечке кончится мазь с пчелиным ядом. Полдня в голове будет стоять глухой звон, который удастся унять только контрастным душем.
Однако сейчас я озадачен: неужели ощущение избитости может быть таким приятным?
Мимо проходит тот парень, что в метро слушал мертвый рок. Он продержался в бою едва ли не дольше всех и с окровавленной ватой в ноздрях выглядит живее всех живых.
Рома надевает свои обычные «гражданские» очки и превращается в увеличенную копию Гарри Поттера — раннего. Впечатление такое, будто его поймали и побили всем факультетом Слизерин.
До того как организовать этот клуб, Юра Walkчасто дрался на улицах. А как стал биться организованно — спонтанные уличные драки как отрезало.
— Ни разу не было вообще, — удивляется Юра. — Говорят, страх имеет запах. Но и отвага имеет запах. Гопники его чуют. Взгляд, походка, движения — они видят, что с таким, как я, придется повозиться, а может, и получить ответку. Лучше поискать другого — менее уверенного в себе, послабее. Я вот все жду, когда кто-нибудь подойдет…
Мы подходим к мосту через Москву-реку. На середине моста компания «под газом» соревнуется, кто дальше плюнет в воду. Юра, голый по пояс, в ссадинах, не переставая говорить, уверенным движением предплечья сдвигает компанию с дороги. Плевцы молчат.
В этом месте мне припомнилось, как однажды мой товарищ моделировал ситуацию с хулиганами: «Я боюсь любого развития событий: что влезу в драку, что убегу, что стану звать на помощь, что, пока буду выбирать из этих трех вариантов, меня загасят. А если добавить сюда девушку и полночь, то все — край».
На это я ответил, щеголяя осведомленностью: «Страх перед возникновением страха — симптом шизофрении».
Товарищ почему-то обиделся.
— И что будет, если кто подойдет? — спрашиваю я Юру Walk.
— Тогда я ему — хоп: «Хочешь подраться? Бери визитку».
— Какую еще визитку?
Юра протягивает мне черную с оранжевым карточку клуба. Там короткая и резкая, как апперкот Кости Цзю, надпись: «Уличные бои в Москве. Не на деньги. Не на крутость. Не ради победы над противником. А для победы над собственными страхами». Немного романтично, надо бы укоротить.
— И девушки тоже ловят эти запахи. Особенно запах защищенности. Поэтому и тянутся к таким. Я заметил, как сразу стал с ними раскованней, уверенней.
— А может быть, ты просто перестал нарываться по пустякам?
— Избегать сражения — тоже искусство воина, — с небольшим сомнением замечает Юра Walk.
«После боя громкость звуков снижалась, и все становилось по силам»
Вместе с одним из бойцов, студентом МАИ, едем на трамвае. Я — домой, он — в общагу. Нам по пути и нам по фигу. У него фингал в полщеки. У меня ухо не слышит. Но мы оба собой очарованы, очень. Как будто завалили мамонта, обеспечив семьи едой на всю зиму.
Где-то в задней части салона по телефону начинает трещать вызывающе резкая не то инородная, не то междугородняя речь. Раньше я сделал бы замечание. Сейчас даже ухом не повел.
Музло подходит кстати, я послушал, только коротковато чуток.
да жаль короткий, искал длинее но не нашел, нету. Думал у них еще че то нормальное будет, но увы, скачал все альбомы, запарился слушать 400 треков.
