Телекритик журнала Time Джеймс Понивозик опубликовал в апреле длинное интервью с Джорджем Мартином, которое охватывает не только экранизацию ПЛИО, но и общие рассуждения о фэнтези, истории и создании книжной серии.
[Я начал с упоминания того, что посмотрел на данный момент две серии, и сказал, что мне особенно нравится кастинг на сложные детские роли.]
Детей-актёров подобрать было сложнее всего, мы просмотрели сотни претендентов на три основные детские роли. Большинство претендентов... если честно, это просто дети, не актёры. Здорово уже, если они запомнили реплики. Любящие родители очень гордятся тем, что дети выучили слова и могут их произнести без запинки, но это их единственный успех.
Часто вас поджидает другая крайность. Попадается ребёнок, которому, очевидно, родители или руководитель драмкружка сказали, что актерское мастерство заключается в проявлении эмоций. И эти дети старательно демонстрируют эмоции: ужасно переигрывают, выпучивают глаза, гримасничают, лезут из кожи вон, и выглядит всё это совершенно ненатурально.
И вот наступает такой момент, когда ты готов просто отчаяться и признать, что все кончено, ничего не выйдет, потому что большинство детей-актёров... их набирают для ситкомов. И их задача в ситкомах — корчить рожицы и выглядеть милыми. У наших детей по-настоящему драматические роли, им приходится сталкиваться с горем, одиночеством, яростью и другими очень взрослыми эмоциями. И ты думаешь: господи, это просто невозможно, никаких шансов. Но затем появляется он — один из сотни или даже тысячи — и ты сразу понимаешь: спасибо, господи, вот оно. И Мейси Уильямс в роли Арьи была одной из таких деток. С того момента, как мы увидели её пробы, я знал — она и есть наша Арья, и то же самое было с Сансой и Браном — двумя хорошими актёрами, играющими эти роли. Они были великолепны. В сериале детей сделали несколько старше, верно?
Всех сделали старше, не только детей. Вот Шон Бин, ему за пятьдесят, по-моему [как раз в день премьеры «Игры престолов» Шону Бину исполнилось 52 года], а Неду Старку... Неду Старку тридцать три или около того. Вот так вот. Роббу и Джону в сериале соответственно 16 и 17 лет, а в первой книге им по 14 лет. Так что всем прибавили по несколько лет. Это особенно важно в случае с Дени, которой в первой книге всего тринадцать лет. И тут остро встает вопрос половой жизни тринадцатилетней девочки, ведь в Средние века, которые я брал за образец, это было в порядке вещей. В знатных семьях девушек выдавали замуж в тринадцатилетнем возрасте и даже раньше. Но для современного общества это неприемлемо, так что мы решили не ворошить муравейник. Что вас убедило в том, что для воплощения этих книг лучше подойдет телесериал, а не полнометражный фильм? Ведь как я понимаю, вариант с фильмом тоже когда-то рассматривался, верно?
С фильма-то все и начиналось. Но когда мой агент начал присылать мне предложения, поступавшие от студий, продюсеров и сценаристов, я уже понимал, что в виде фильма сделать это не получится. Книги попросту слишком большие. «Властелин колец» был снят в виде трилогии, и понадобилось почти 40 лет на то, чтобы отыскалась студия, согласившаяся на три фильма. Большинство студий были готовы снять один и посмотреть на результат. А это в лучшем случае рискованно, и велик шанс остаться с незаконченной историей.
Я всегда говорил, что весь «Властелин колец», который написан в виде одной книги, а вовсе не как трилогия, примерно одного размера с «Бурей мечей». Так что для трех книг, которые были опубликованы на тот момент, требовалось бы девять фильмов. И какая же студия подписалась бы под девятью фильмами? Да никакая! Они, возможно, сняли бы один фильм, и стали бы смотреть, как он будет принят. Да и в этом одном фильме было бы утрачено 90% персонажей и сюжетных линий. Я ведь сам был сценаристом и знаю, как это делается. Для большой книги, вроде моей, сначала выясняют, какая тут основная сюжетная линия, кто главный герой. Затем фокусируются на нём (на ней): следуют за событиями жизни этого главного героя, откидывая прочь второстепенных персонажей и второстепенные сюжетные линии — вот такой получается фильм. А я не хотел подобного развития событий, и более того, полагал, что это вообще невозможно, потому что серия специально строится таким образом, что из первых книг нельзя понять, кто же будут главные герои.
Я считал, что подойдет формат телесериала, но на общественных каналах свирепствует цензура, через которую мои секс и насилие, да еще в настолько яркой подаче, не пройдут. Тогда еще не было фирменных драм HBO?
Когда вторая книга попала в список бестселлеров, они уже появились. Поэтому мой вывод на тот момент заключался в следующем: если экранизировать «Песнь льда и пламени» вообще возможно, то надо делать это либо в виде громадного многосерийного фильма («мини-сериала»), вроде «Сёгуна» или «Корней», какие сейчас уже не снимают, либо в виде традиционного сериала с несколькими сезонами.
Решающим стало подключение к делу Дэвида и Дэна. Мои агенты направили им книги, мы все вместе встретились и как-то сразу поладили. Они хотели сделать то же, что и я, и вы знаете, к чему все это в итоге привело. Вы оказали серьезное влияние на внешний вид и детали мира Вестероса для экранного воплощения?
В общем-то нет. Мне, конечно, показывали время от времени разные эскизы, и я высказывал свое мнение, но в основном меня привлекали на кастинг. Спрашивали: вы вот так себе представляли этого героя? И я обычно отвечал: нет, иначе. У меня в голове были очень отчетливые образы всех вестеросцев, так что без чтения моих мыслей подобрать актеров им было сложно.
Они хорошо поработали над визуальным воплощением. Когда ты привлекаешь творческих людей, самое разумное — предоставить им возможность творить. Невозможно заставить дизайнера по костюмам работать строго по бумажке, лупя по рукам за каждое расхождение с утвержденным списком. Во всяком случае, это невозможно, если звать настоящих мастеров. Это работа на ТВ обучила вас искусству компромисса?
Первый сценарий, который я написал, был для эпизода «Сумеречной зоны» под названием «Последний защитник Камелота» — по известному рассказу Роджера Желязны. Роджер, который тоже жил в Санта-Фе, оставался до самой своей смерти в 1995 году моим близким другом и очень дорогим для меня человеком. Помню, как я тогда сказал себе: «Этот Голливуд вечно всё портит, они постоянно что-то меняют при экранизации. Но я не дам им ничего здесь изменить. Это будет абсолютно точная экранизация рассказа Роджера». Но когда мы начали снимать, выяснилось, что сделать это мне не удастся. Кульминация рассказа приходилась на сражение Ланцелота, главного героя, и волшебных лат, называемых полым рыцарем. В эти латы не облачен человек, но они зачарованы так, чтобы сражаться, словно рыцарь. Сражение происходит в потусторонней версии Стоунхенджа — и я всё прописал в сценарии именно так, как оно было в рассказе Роджера.
Затем ко мне подходит линейный продюсер и говорит, что я могу оставить в сценарии или Стоунхендж, или коней [на которых поначалу сражаются Ланцелот и полый рыцарь], но не Стоунхендж и коней одновременно, потому что никакого Стоунхенджа у нас тут нет, его придется строить из папье-маше в павильоне. А если мы в этот павильон приведем коней и заставим их скакать, фальшивый мегалит рухнет. Или можно взять коней, выехать на природу, в лес, у нас тут отличные леса, там деревья и все такое. Но Стоунхендж из папье-маше там возвести нельзя, потому что его ветром сдует. Так что мне пришлось звонить Роджеру — к счастью, он отнесся к ситуации с юмором. Я его спросил: ну так что оставить? Коней или Стоунхендж? И он ответил: Стоунхендж важнее. Так что мы убрали из сценария коней и сняли пешее сражение рыцарей в павильоне. И получилось отлично.
Но тогда же я познакомился с изменениями, которые вовсе не хочется вносить в сценарий. В 80-х вещательные сети Америки обожали держать все под строгим контролем. «Сумеречная зона» для них была сущим кошмаром, потому что это был межжанровый сборник. У нас там были серьезные драматические серии, серии с научной фантастикой, с фэнтези, психологические драмы, комедии. А руководство вещателя постановило, что серии «Сумеречной зоны» должны быть про обычных людей, попавших в странные обстоятельства — как раз в так называемую сумеречную зону. И там этим обычным людям приходилось бы сражаться с марсианами или что-нибудь такое. И вот мы уже провели кастинг моего эпизода, готовимся снимать, как вдруг представитель вещателя говорит: «Стоп! А кто тут обычный человек-то?» А в эпизоде действуют маг Мерлин, фея Моргана, рыцарь Ланцелот. Значит, это не подходит под тематику «Сумеречной зоны» и снимать это нельзя. Так что нас заставили ввести в повествование обычного человека. Я добавил персонажа по имени Том, которого Ланцелот взял с собой. Он ни для чего не был нужен, ничего не делал — просто присутствовал при происходящем. И самое неприятное было — объяснять всё это Роджеру.
Но все же, когда в павильоне за моим кабинетом начали возводить Стоунхендж, я испытал невероятное удовольствие. Так я с самого первого эпизода познал обе стороны работы на телевидении. А когда мой эпизод прошел в эфире, я вдруг осознал, что сейчас с плодами моих трудов познакомилось разом больше людей, чем было суммарно читателей всех моих книг и рассказов в сборниках. Что меня поразило, когда я начал читать книги, так это завершение глав — точь в точь, как делают перебивку сюжетных линий в фильмах. Можете ли Вы сказать, что работа на телевидении повлияла на ваш подход к построению и изложению истории?
Да, думаю, повлияла. Одной из первых вещей, которым учишься, работая на эфирном телевидении, является понимание того, как обставить перерыв в трансляции. Ведь в отличие от HBO эфирным телеканалам необходимо делать перерывы на рекламу и очень важно, чтобы люди не переключали канал. Поэтому всегда хочется прервать действие в момент откровения, резкого сюжетного поворота, напряжённой ситуации, окончания на самом интересном месте. В общем, каждый отрезок должен заканчиваться чем-нибудь эдаким. Моя жена Пэррис называет такие моменты «Та-да-да-дам!», когда мы смотрим «Закон и порядок». Я хотел, чтобы читатель жадно переворачивал страницы моих книг, чтобы он был поглощен происходящим. Так что я пытался каждую главу заканчивать напряженным моментом.
При этом интригующая концовка — хороший способ обставить перерыв, но вовсе не единственный. Вместо нее может быть какой-нибудь особый момент... связанный с персонажем, момент откровения, раскрытия — то есть завершение должно быть таким, чтобы вам захотелось прочитать об этом персонаже ещё.
Так что хотя за те 10 лет, что я провёл, работая на телевидении и в кино, я пережил изрядное количество досадных моментов и разочарований, все же, в конечном счёте, это был полезный опыт для меня по целому ряду причин. Каково вам было при создании сценария для 8-го эпизода [первого сезона] вернуться к событиям и героям, о которых вы написали… сколько там? 15-20 лет назад?
Честно говоря, я получил громадное удовольствие. Хотя причины для опасений у меня были, и в первую очередь — опасения подвести со сроками. Вы, наверное, знаете, что в последнее время мне не слишком удавалось соблюдать оговоренные сроки. И я действительно беспокоился насчет сложности возврата к материалу 90-х. И еще боялся, что я не вспомню, как писать сценарий — ну, все-таки, я уже больше 10 лет этим не занимался. Но все прошло отлично. Собственно, мне почти не пришлось ничего менять в книжном сюжете, я только переводил его с языка одного вида искусства на язык другого. И еще подреза́л всякое по мелочи, как мне неоднократно приходилось делать в мой голливудский период. И я уложился в срок. И вспомнил, как пишется сценарий. Вообще, единственной проблемой оказалось привыкнуть к новому ПО. Я обещал, что не буду доставать вас с новой книгой, и действительно не буду, но раз уж зашел разговор о вашей работе над книгой и сериалом… Бог даст, сериал получится успешным и будет продолжен, но не догонит ли он тогда книжную серию? Есть ли план «Б»?
Ну, этим обеспокоены поклонники. В HBO официально это пока никого не напрягает. Многое будет зависеть от решений, которые примет HBO и о которых пока ничего не известно. На первый сезон выделили 10 часов, которые я пока что не видел, но все вроде бы убеждены, что получилось отлично. Это меня очень воодушевляет. Правда, я надеялся на 12 часов. Продолжительность сезона некоторых других сериалов HBO составляет 12 часов: у «Клана Сопрано», например, было по 12 или даже 13 часов. Но на первую книгу выделили 10 часов. Если они возьмутся за «Битву королей», выделят ли на нее 10 или все же 12 часов? «Битва королей» немного длиннее «Игры престолов», но 10 или 12 часов — всё равно ее можно экранизировать за один сезон.
По-настоящему сложный момент наступит с третьим сезоном, с «Бурей мечей». «Буря мечей» — это настоящий монстр, гигантская книга. В рукописи она на 500 страниц длиннее, чем «Битва королей». А «Битва королей» была на 100 страниц длиннее «Игры престолов». «Бурю мечей» нельзя уместить в 10 часов. Думаю, им нужно сделать из нее два сезона, прервав где-нибудь посередине. Ну а потом наступит черед «Пира стервятников» и «Танца с драконами», которые в общем-то являются половинками одной книги, и по объему она превосходит «Бурю мечей». События в них происходят одновременно, так что эти книги придется перекомпоновать и разбить на, как минимум, два сезона, а может — и на три, ведь в них огромное количество материала.
Так что позднее HBO придется сделать выбор: либо представить одну из этих длинных книг в виде нескольких сезонов, либо, если они будут стоять на 10 часах на книгу, потерять кучу материала. И вот если они выберут второй вариант, если «Бурю мечей» будут укладывать в 10 часов, тогда да — в какой-то момент они могут догнать меня. Но если они сделают так, как я надеюсь, то думаю, у меня все будет готово. Тогда вряд ли они меня нагонят. Ну, если только меня грузовик не собьет. Мне кажется, в HBO часто берут заезженный и, возможно, романтизированный жанр, как в случае с «Дедвудом» или «Римом», и счищают весь глянец. Были ли специфические клише в исторической прозе или в фэнтези, на которые вы опирались в своих книгах или которых, напротив, стремились избежать?
Да, определённо. Я большой поклонник Толкина, я читал его книги, когда учился в школе, и они оказали на меня глубокое влияние. Я читал фэнтези и до этого, но ни одна из книг не полюбилась мне так сильно. И я, конечно же, не был в этом одинок. Успех книг Толкина отразился на всем современном жанре фэнтези.
Но большинство издателей расценивало успех Толкина как причуду судьбы — как одну из тех странных книжек, что появляются время от времени и неожиданно становятся бестселлером (и никто не понимает почему), но которые никто по крайней мере не станет повторять. Однако в конце 70-х Лестер и Джуди-Линн дель Рей из издательства Баллантайн Букс (в дальнейшем их подразделение получило название Дель Рей Букс) опровергли данное мнение. Они издали «Хроники Томаса Ковенанта» Стивена Дональдсона и «Меч Шаннары» Терри Брукса: эти книги стали первыми попытками пойти по стопам Толкина, и обе попытки увенчались успехом. Это привело к появлению ещё большего числа подражателей Толкина.
И будучи фэном Толкина, я читал многих его подражателей, и ненавидел большинство этих книг. Мне казалось, что они лишь имитировали Толкина, даже не пытаясь вдуматься в то, что он написал, зато копируя худшее из того, что было в оригинале. Поймите меня правильно: я люблю Толкина, но не считаю его творчество совершенством. Поэтому я хотел создать нечто, что не только отвечало бы творчеству Толкина, но и отличалось бы от произведений его последователей, ставших писать в итоге какие-то книги для подростков.
Я также читал множество исторических романов и ощущал резкий контраст между фэнтези того времени и историческими романами. Хотя в большинстве фэнтези подражателей Толкина присутствовал средневековый колорит, это напоминало аттракционы на средневековую тему в Диснейленде. Там всё было богато украшено, были лорды и всё такое прочее, но не было понимания того, как на самом деле люди жили в Средневековье. А вот в исторических романах, напротив, очень жестко и реалистично описывалась жизнь в замках, каково было очутиться в гуще битвы с мечом в руках и т. д. И мне захотелось объединить реализм исторических романов с чудесами, магией и другими прелестями лучших образцов фэнтези.
Каким бы любителем исторических романов я ни был, меня огорчало, что финал известен заранее. К примеру, если мы читаем о Войне Алой и Белой Розы, то мы уже знаем — юным принцам не суждено будет выйти из Тауэра на волю. В фэнтези, разумеется, таких ограничений нет. Можно использовать ту движущую силу ожидания (возможно, главную причину, по которой люди вообще читают книги), тот вопрос: что же случится дальше? Мне нравится этот персонаж, но боже, он погибнет или останется жив? Мне хотелось этого напряжения в книгах. В ваших книгах сложное переплетение моральных качеств персонажей и ситуаций, в которые они попадают. Не просто «плохие» вдруг оказываются лучше, чем казались поначалу, но бывает так, что честь является недостатком, помехой для героя.
Да, меня всегда привлекали «серые» персонажи. Мне по душе сказанное Уильямом Фолкнером в Нобелевской речи в начале пятидесятых: конфликт в человеческом сердце — это единственное, о чём стоит писать, — сказал он тогда. Я думаю, так оно и есть.
Битва добра со злом — центральная тема большинства произведений фэнтези. Но думаю, эта битва ведётся в основном в самом человеческом сердце, и результатом её являются решения которые мы принимаем. Это не то зло с отвратительной внешностью, которое всегда рядится в чёрное. К таким приёмам прибегал Толкин, и у него они работали превосходно, но в руках его подражателей они превратились в клише. Ну... такие оркоподобные существа, что всегда одеты в чёрное и выглядят ужасно, с уродливыми лицами. Тут уж понятно: если кто-то отвратительно выглядит, он и есть зло. И, опять же, хорошие персонажи у Толкина все как на подбор привлекательны, что у его подражателей тоже стало клише.
Поймите, я люблю Толкина. Я хочу это ещё раз подчеркнуть, дабы не выглядеть в глазах слушателей его обличителем. Но я возражаю ему. Один из моих любимых героев Властелина колец — Боромир. Это во многом классический герой. Он принц, наследник великого королевства, очень храбрый, великий воин и всё такое, но в итоге он не может устоять перед искушением кольца. Хотя потом он погибает героической смертью, защищая невинных. Его озаряет ореол величия.
Другой интересный персонаж — Саруман, Белый маг, который стоял на стороне добра сотни, если не тысячи лет, поскольку волшебники не люди, они майары, и живут очень долго. И несмотря на это, он также поддается искушению кольца. У обоих персонажей конфликт в сердце. Боромир, по существу, хочет кольцо, чтобы совершить то, что считает правильным.
Он хочет его взять и использовать, да. В общем, подобные произведения всегда меня привлекали, но в то же время я хотел и возразить им. Я много читал исторической литературы о временах феодализма, Римской империи и прочем, особенно о политике в те дни. Я слежу за современной политикой. И знаете, меня поражает, насколько грязное и неприятное это дело. А в большинстве произведений фэнтези всё очень просто: вот хороший человек, он будет хорошим королем. Но хороший человек не всегда хороший король. А плохой человек не всегда плохой король. Всё намного сложнее. На моей памяти, лучшим человеком, который был избран на пост президента, был, пожалуй, Джимми Картер. Лучшим человеком, но плохим президентом. Будь вы хоть самим совершенством, цветы не распускаются от одного этого.
А теперь посмотрим на тех, кого я считаю плохими людьми — например, Ричарда Никсона. Никсон тоже был плохим президентом в определенных вопросах, но в других он был очень эффективным президентом и сделал многое — например, развил отношения с Китаем. [Далее шло вырезанное из печатной версии спойлерное обсуждение двух персонажей, имеющих трудности в правлении — один из них, безусловно, Нед.] Я хотел показать, какие решения они приняли, возможные последствия этих решений, как всё выходило или не выходило в итоге. Вот такие вещи всегда меня интересовали. Когда вы пишете фэнтези, вы в принципе можете наделить создаваемый мир любой предысторией, какой захотите. Что вы выиграли, взяв за основу придуманного мира фрагменты событий нашей, реальной истории?
Так можно придать происходящему оттенок реализма. При создании фэнтези обычно не осторожничают, боясь запутать сюжет — всё всегда легко исправить. Дело тут в особенности жанра — магии; а в моем фэнтези магии совсем мало, если сравнить с большинством произведений жанра. В этом плане, можно сказать, я шел по стопам Толкина, потому что, если приглядеться к «Властелину колец», как это сделал я, когда писал всё это, Средиземье — определенно мир волшебный, это мир удивительных чудес, но прямо в повествовании магии почти нет. Разве мы видим, как Гэндальф творит заклинания или как он метает огненные шары? [Заметим, что в детской сказке «Хоббит» он таки это делает. — прим. 7kingdoms.ru] Если приходит время сражения, он достает меч — ведь так? Правда, он создает фейерверки, и его посох может светиться во тьме — но это мелочи. Даже волшебные кольца… могущественнейшее из них, Кольцо всевластья, всего-то и может, что сделать своего владельца невидимым.
В принципе понятно, что в этом кольце сокрыта великая сила и власть, но понятно также, что Фродо не может просто надеть кольцо на палец и начать командовать назгулами. Оно не работает так просто. Его силы непостижимы и загадочны. Вот такая магия — по мне. То и дело в плохом фэнтези я натыкаюсь на одну и ту же ошибку — в этих мирах слишком могущественная магия. Там есть могучие колдуны и ведьмы, которые могут уничтожить целые армии, но при всем при том армии в этих мирах всё еще есть! Но так ведь не бывает! Представьте, что есть такой парень, который может прийти, колдануть, и всей вашей десятитысячной армии как не бывало — так какой смысл тогда набирать армию?!
Но авторы не задумываются о последствиях. У них есть могущественнейшие маги, но при этом есть и короли, и лорды, которые... стоп, а почему миром не правят эти самые маги? Да они должны просто притягивать власть!
Кроме того, встречаются вещи, которые не согласуются с историей, и я, в некотором смысле, пытаюсь возразить на это в своих книгах. К примеру, династический брак (или просто договорной брак в среде знати). В исторических романах и телесериалах девушка почти всегда противится такому браку и сбегает с конюхом. Но послушайте: такого никогда, черт подери, не происходило в реальности! Ну не было такого! Были тысячи, десятки тысяч, а может, и сотни тысяч примеров, когда дворянских отпрысков женили по указке их родителей, причем это происходило на протяжении тысячи лет Средневековья, и люди выполняли свои договоры. И никак иначе. Это не подлежало обсуждению. Да, изредка девушка могла желать другого, но все равно она не стала бы убегать с конюхом.
А вот еще одно из моих любимых больных мест фэнтези. Плохие авторы заимствуют классовую структуру Средневековья: у них там есть королевская семья, дворяне, купцы, крестьяне и так далее. Но они при этом не понимают, что́ стояло за различием между классами. В таких книгах может, скажем, встретиться отважная крестьянка, отшивающая прекрасного принца. В реальности прекрасный принц попросту изнасиловал бы эту крестьянку. Он мог приказать забить ее в колодки и выставить перед публикой, где ее забросали бы тухлыми овощами. В реальности было бы именно так.
То есть классовые различия имели вполне объективные следствия в нашем мире. Людей с самого детства воспитывали так, чтобы они знали свое место, знали обязанности своего класса и свои привилегии. А если кто-то шел против течения, возникали неизбежные трения и конфликты. Именно это я пытался отразить в своих книгах. Мне очень нравится, что в ваших книгах действие происходит в мире, из которого вроде бы ушла вся магия. Из истории его обитатели знают, что драконы когда-то существовали, но их больше нет. Многие люди не верят в Иных. И Валирия, напоминающая Рим до эпохи средневековья, высокоразвитая цивилизация, существовавшая раньше, но канувшая в Лету. Всё это создает некую атмосферу грусти, надлома в этом мире, как будто эта цивилизация угасает.
Знаете, меня это всегда привлекало. В 2003 году я произнес речь на эту тему на Ворлдконе, всемирном конвенте, проходившем в Торонто, куда я был приглашен в качестве почетного гостя. Я работал над этой речью в течение года, я анализировал мои старые работы, и мы с женой пришли к выводу, что увядание всегда меня увлекало. Мой первый роман был опубликован под названием «Умирающий свет», но изначально я назвал его «После праздника» (After the Festival). Это фантастический роман, события которого происходят на планете, специально созданной в качестве межпланетной выставки-ярмарки, и когда она закончилась, этот мир покинули все, за исключением нескольких человек. Действие развивается на фоне всех этих разваливающихся выставочных городов.
Мне кажется, это впиталось в меня еще в детстве, когда наша семья жила в Байонне (Нью-Джерси). У нас не было денег, и мы жили в доме для малоимущих, но моя мать происходила из обеспеченной семьи — семьи Брейди, выходцев из Ирландии. Они сделали состояние в строительном бизнесе — на стройматериалах и тому подобном, в 1910—20-х, когда мама была молода. Семья владела собственным домом, большим частным домом, и так как они перевозили много стройматериалов, они даже построили свой собственный причал. Он так и назывался — причал Брейди; материалы с кораблей там перегружались на грузовики. Но семья разорилась во время Великой депрессии. Предприятие обанкротилось из-за финансовых махинаций, некоторые из мужчин семьи умерли, а их жены стали жертвами мошенников. У нас в семье могли многое рассказать об этом, такая вот семейная мифология. Но суть в том, что в 1948-м, когда я родился, наша семья бедствовала.
Моя мать рассказывала мне эти истории, а дом, в котором мы жили, стоял прямо напротив причала Брейди. Конечно, он больше не был причалом Брейди: когда городские власти выкупили его, он стал называться Муниципальным причалом. И я смотрел из окна нашего дома для малоимущих и думал, что когда-то наша семья владела этим причалом. Когда-то он принадлежал нам.
А потом я шел в школу; мы жили на Первой улице, а школа была на Пятой улице, и по пути туда я проходил мимо дома, которым когда-то владела семья Брейди. Я проходил мимо него дважды в день — идя в школу и возвращаясь оттуда. В этом большом доме родилась моя мать, жили поколения ее семьи, но теперь он был потерян. Теперь, в доме, который когда-то был нашим, жили другие люди. И у меня всегда появлялось ощущение утраченного золотого века: мы были бедны, жили в социальном жилье, ютились в квартирке, у нас даже не было машины, но, боже, ведь когда-то мы были королями! Думаю, поэтому меня и привлекают подобные истории — о павших цивилизациях и империях прошлого.
И, возможно, в этом причина того, что меня так притягивает мир Толкина. Средиземье тоже приходит в упадок. Смотрите: эльфы уходят, магия исчезает. То же происходит с величественными сооружениями Средиземья, вроде Копей Мории: когда-то это был прекрасный город, но сейчас он превратился в страшные, заброшенные развалины, темные подземелья, заселенные чудовищами. Действительно, какая еще счастливая концовка Властелина Колец? Магия уходит из этого мира, его наследуем мы, люди, наступает Четвертая Эпоха, в которой будет одна только унылая хрень.
Мне подчас хочется написать об этом рассказ, хотя я никогда и не смог бы его опубликовать — (Наследие Толкина) ни за что не даст мне разрешения на это, что, в общем, вполне разумно. Но я подумывал написать рассказ о том, как в Средиземье, 2000 лет спустя, некий хоббит покупает автобусный тур и посещает все те знаковые места: «А сейчас мы спустимся в Копи Мории. Пожалуйста, не сходите с дорожек!» Так они и путешествуют, останавливаясь во второсортных гостиницах со скверной кухней.
15 апреля
James Poniewozik [оригинал: , , (переведена частично), ]
Коллективный перевод для 7kingdoms.ru
Герои перевода: Aleksey, gazelle, xapakupa, linkysja, Falagar, Dominaz, Dllrus, Dangaard
угадайте кто
