[Ромыч]

Сообщение от RISK 

Ромыч, а ты поплачь, полегчает авось...

Полегчает от чего?

[RISK]

Ну от того, что тебя с универа могут попереть, что я слабенький рассказ выложил, что в ФСБ тебя не берут и тд.

[darkcrane]

Ух ты, только сейчас увидел про боксёров. Вспомнил, как Володя рассказывал эту тему за милкшейком.
Классный рассказ, улыбнуло, позитивчика дало.

[Ромыч]

Сообщение от RISK 

Ну от того, что тебя с универа могут попереть, что я слабенький рассказ выложил, что в ФСБ тебя не берут и тд.

Ушел в запой!

[tanyguen]

Тойнби А. Если бы Филипп и Артаксеркс уцелели...

Павсаний промахнулся, царь Филипп остался жив, слава богам! Ведь это злосчастное покушение могло изменить всю нашу жизнь: царем стал бы принц Александр, а уж он бы все царство перевернул вверх дном! Конечно, он храбрый боец и способный воевода, но он же иностранец по матери, да еще воспитанник этого лукавого грека Аристотеля. Голова Александра полна эллинских премудростей и странных замыслов - не этим должен жить македонский царь! Вот отец его Филипп - достойный правитель, хотя и узурпатор. Он разгромил хитрецов эллинов при Херонее, а потом объединил их всех в одну Коринфскую конфедерацию, сам же стал ее внешним правителем - гегемоном. И правильно сделал: не включать же самоуверенных проныр греков в состав доброго Македонского царства! Вообще наш Филипп молодец: отослал жену-иностранку на родину, раз она не хочет придерживаться македонских обычаев, да еще сына своего настраивает против отца. Эх, не будь этой Олимпиады, как бы славно поладил Филипп с Александром, а потом они вместе повели бы нас на войну с персами!
Но судьба решила иначе: принц сбежал вместе с матерью в соседний Эпир, к своему дяде и тезке царю Александру, а македонская рать вторглась в Малую Азию под командой Аттала, дяди Клеопатры, новой жены царя Филиппа. Сам царь остался дома - он решил уладить свою семейную проблему женитьбой Александра Эпирского на его дочери, другой, младшей Клеопатре. Такое лестное предложение от владыки всей Греции пересилило козни Олимпиады; эпирский царь прибыл в македонскую столицу Пеллу на свадьбу - и вдруг это злосчастное покушение на Филиппа! Наверняка за этим стоит Олимпиада, да и оба Александра не без вины - недаром зпирский царь бежал на родину сразу после неудачи Павсания! Теперь не бывать миру между Македонией и Эпиром; а вот персидский поход придется отменить, это жаль...
Так рассуждали македонские воины после неудачного покушения на царя Филиппа в 336 году. Возможно, они заблуждались насчет инициаторов этого дела: гибель могучего и агрессивного Филиппа была особенно нужна царю царей Артаксерксу, а персидское золото не раз направляло кинжалы убийц в Элладе. Но политический вывод был бесспорен: война с Эпиром неизбежна, корпус Аттала надо срочно вернуть домой и напасть на двух Александров, дядю и племянника, раньше, чем они соберут достаточно сил и сами нападут на Македонию.

ПОКАЗАТЬ СПОЙЛЕР

СКРЫТЬ СПОЙЛЕР

СКРЫТЬ СПОЙЛЕР

Так и вышло: не успела эпирская рать вторгнуться в македонские земли, как Филипп встретил ее во всеоружии. Принц Александр очень рассчитывал на свою популярность среди македонских воинов, но он просчитался, навербовав в свою дружину диких горцев Иллирии, давних врагов Македонии. Никто из бойцов Филиппа не перешел на сторону царевича, и численное превосходство македонцев решило исход битвы. Эпироты бежали вслед за своим царем; принц Александр бился с отчаянной храбростью, но попал в плен. Филипп сам заколол сына - кто иной посмел бы обагрить свой клинок царской кровью? То был горький час для македонского владыки, он сам оставил себя без наследника и помощника накануне трудной войны с Персией, но другого выхода не было.
Развивая свой успех, Филипп вторгся в Эпир и быстро подчинил себе эту разобщенную страну. Царь Александр бежал в Италию, а Олимпиада покончила с собой, не желая стать пленницей своего ненавистного супруга. Филипп снова оказался на распутье: что важнее - Персия или Италия?
Царь царей Артаксеркс зорко следил за событиями на западе, но не стал форсировать неизбежную войну с Македонией. Давний опыт походов Дария и Ксеркса показал, что война в далеком Средиземноморье быстро истощает казну империи, способствует вспышкам сепаратизма на всех окраинах и не дает окончательной победы. Разумнее дать фору Филиппу: пусть он ворвется в Малую Азию, пусть дойдет хоть до Евфрата, там его встретит вся мощь персидской армии, имеющей за спиной великую житницу Вавилонии и людские ресурсы Ирана. Тогда персидское золото отнимет у Филиппа его греческих союзников - моряков и македонская армия погибнет во вражеском кольце. Таков был персидский план, его обеспечение потребовало времени, и эта отсрочка позволила Филиппу решить италийскую проблему.
Беглый эпирский царь попросил убежища в Таренте, но греки-колонисты отказались принять врага могучей Македонии. Зато гордые самниты, контролировавшие весь юг Италии и соперничавшие с Римом за единовластие на полуострове, приняли Александра с остатками его дружины. Игнорировать эту новость Филипп не мог, он решил подчинить себе Италию с ее большими ресурсами, пока царь царей не беспокоит его тылы.
Политическая ситуация в Италии сложна и быстро меняется. Только что Рим впервые столкнулся с самнитами в борьбе за гегемонию, эта война вызвала неожиданное отпадение от Рима его давних союзников - латинов и кампанов, возмущенных тем, что их зазнавшийся лидер перестал принимать новых переселенцев в число своих граждан и не хочет дать своим верным союзникам полные гражданские права. В этих условиях римляне быстро помирились с самнитами и вместе одолели кампанов; теперь Рим готовится к расправе над латинами, и если Филипп не вмешается в эту борьбу немедленно, то потом ему не на кого будет опереться в Италии.
Филипп это понимает и трезво оценивает свои силы. В Элладе и в Эпире много недовольных македонским владычеством; этих неустроенных людей нужно увлечь в поход, обещая в награду тучные земли Италии. Даже надменные спартанцы не откажутся от участия в таком выгодном деле, их ведь совсем разорил фиванец Эпаминонд, когда разгромил при Левктрах и даровал свободу их бывшим крепостным, илотам Мессении. А если нищая и буйная спартанская молодежь переселится в Италию, то обезлюдевшая Спарта станет совсем безопасна для македонской державы.
Итак, войск для похода в Италию у Филиппа хватит, можно высаживать десанты одновременно в нескольких местах, брать врага в клещи - объединенный флот Коринфского союза обеспечивает своему гегемону полное владычество на море. Этот флот, удаленный от родных городов и сокрушающий врагов Филиппа, служит и гарантом верности эллинов их жесткому и прозорливому владыке. Точно так же рассуждал полутора веками раньше царь царей Ксеркс, мобилизуя ионийский флот для вторжения в Элладу...
Новый план Филиппа был лучше продуман, чем старый план Ксеркса, и увенчался полным успехом: в 335 году македонские армии последовательно разгромили самнитов и захватили Рим, после чего сопротивление италиков прекратилось. Беспокойному полуострову нужен был устойчивый и выгодный для македонцев мир, поэтому весь следующий год Филипп занимался в Италии политическими реформами. Советники царя проявили при этом недюжинную изобретательность, особенно молодой Птолемей, которого многие считали внебрачным сыном Филиппа. Проще всего решилась судьба южноиталийских греков: они присоединились к Коринфскому союзу, то есть к городам своих предков. Кампаны и другие южные италики, притесненные самнитами и римлянами, активно помогли Филиппу и в награду получили статус союзников царя, образовав Южно-Италийскую конфедерацию. Все, кто оказал сопротивление новым хозяевам Италии, лишились половины своих земель - такая участь постигла самнитов, бруттиев и неукротимых горцев-осков, чьи земли были розданы колонистам - спартанцам и эпиротам.
Труднее было решить римскую проблему, здесь Филипп превзошел даже мудрого Эпаминонда. Сначала царь восстановил на севере Италии былую конфедерацию этрусских городов и вернул им все земли, ранее захваченные Римом,- именно так Эпаминонд поступил в свое время со Спартой. Остаток римских земель был поделен между союзом латинских городов (верных помощников Филиппа) и новой колонией македонских ветеранов, основанной на месте Рима. Оставалось пристроить к делу обездоленных римских граждан, и тут был найден поистине гениальный выход: римлян выселили на крайний север Италии, на границу с галльскими племенами. Теперь многочисленное храброе и упорное потомство римской волчицы могло отвоевывать себе новую родину у северных варваров, а мирные италики избавились от обоих извечных зол - от галльских набегов и от римского натиска.
К 333 году Италия пришла в порядок, и Филипп мог с новыми силами вернуться к персидским делам. Царь царей неплохо подготовился к обороне, но он недооценил стремительный натиск Филиппа. Тот смело разделил свою армию на две части, которые, двигаясь по отличным персидским дорогам, пронзили Малую Азию двумя параллельными клиньями и без больших потерь вышли на берег Евфрата в Северной Мелитене и в Южном Кархемише, не оставив в своем тылу значительных вражеских сил. Это, последнее обстоятельство было предусмотрено планом Артаксеркса, но для Филиппа оно явилось неприятной неожиданностью: его надежды на окружение персидских войск не сбылись. Поэтому македонское наступление замерло на Евфрате: что делать дальше?
Младшим командирам все ясно: их лидер Антигон требует лихого броска через Евфрат и дальше до самой персидской столицы. Но Филипп уже оценил стратегию Артаксеркса, он уверен, что за Евфратом македонцев ждет ловушка, с ним согласны опытные полководцы Антипатр, Парменион и молодой хитроумный Птолемей. Военный совет решает: ни шагу за Евфрат! Гораздо важнее, взять под контроль Северную Сирию и все финикийское побережье, тогда Персидская держава будет отрезана от Средиземного моря и золото царя царей не сможет больше сеять раздоры среди подданных Филиппа.
В этот момент с юга приходит добрая весть: Египет восстал против персов и просит помощи у македонского царя. Это рука судьбы, и Филипп принимает ее дар: он помогает египтянам изгнать персидские гарнизоны, а затем просвещенный владыка эллинов дарует египтянам то, чего никогда не решались дать им персы, - независимость. Такая щедрость окупается сторицей: Филипп может не держать своих гарнизонов на юге, новый фараон добровольно снабжает македонскую армию хлебом из неистощимых житниц черной земли. Отныне время перестает работать против Филиппа: он может удерживать фронт по Евфрату неограниченно долго, чего не предвидел Артаксеркс.
За первым, быстрым успехом следует второй - медленный: финикийцы начали переговоры с Филиппом. Уж эти-то от персов никогда ничего плохого не видели! Они были главной опорой царя царей в Средиземноморье, и если теперь они признают Филиппа как устойчивую силу, то надо во всем пойти им навстречу. Кстати, их запросы невелики: независимость, свобода морской торговли и контроль над караванными путями в глубине страны. Все это охотно дал бы им любой разумный правитель великой ближневосточной державы, дает и Филипп, обеспечивая себе лояльность новых полезных вассалов и лишая царя царей последней надежды на восстания в македонском тылу.
Артаксеркс вынужден усвоить этот горький урок - шансов на успешное контрнаступление у него нет. Но, кажется, и Филипп остановился в своей агрессии, так не заключить ли им перемирие, чтобы спокойно поразмыслить о новой политике и стратегии в изменившемся мире? Филипп не возражает, и договоренность быстро оформлена: временная граница между Западом и Востоком будет проходить по Евфрату, причем персы сохраняют за собой всю Месопотамию, но признают независимость Египта, Финикии и южносирийских княжеств (под эгидой Филиппа, владеющего Северной Сирией).
Мир на Востоке нужен Филиппу для того, чтобы возобновить свою активность на Западе; отныне македонская политика вступает в новую фазу, где переселения народов будут важнее, чем сражения и осады. Эксперимент с выселением римлян на галльскую границу прошел удачно, теперь сходная участь постигнет всех италийских противников Филиппа - осков, бруттиев, самнитов. Новые земли ждут изгнанников в Азии, на отвоеванном у персов западном берегу Евфрата. Здесь, вдали от родины, лицом к лицу с чуждыми им персами, эти бывшие враги Филиппа вынуждены будут стать его союзниками, чтобы выжить. Тех же, кто не готов примириться с этой долей, Филипп охотно отдаст царю царей, пусть тот поселит неукротимых чужаков на северной границе своей империи, где оазисы Бактрии и Согдианы подвергаются непрерывным набегам степных кочевников.
Разумеется, Артаксеркс принимает этот дар: такой способ использования храбрых военнопленных вдали от их родины издавна в ходу у персидских царей. Не скупясь, Филипп дарит Артаксерксу и полководца для его новой армии, им станет вечно недовольный Антигон. Слишком уж он рвется к власти и независимости, пусть получит то и другое на краю персидской ойкумены в роли сатрапа Бактрии! Артаксеркс опять согласен, кажется, они с Филиппом начинают понимать и ценить друг друга.
А Филипп переносит свое внимание на Сицилию, где схлестнулись торговые интересы греков и карфагенян. Каждая из сторон хочет уничтожить конкурента, но не может добиться решающей победы. Чью сторону примет македонский владыка? Филипп уже чувствует себя гегемоном всего Средиземноморья и не хочет наносить непоправимых обид своим подданным, будь то греки или финикийцы. Конечно, надо проучить зазнавшийся Карфаген, отобрав у него сицилийские владения. Но нельзя разрушать эту торговую столицу, столь важную для вовлечения жителей Иберии и Галлии в круговорот средиземноморской экономики. Филипп только что выиграл военное столкновение с Персидской империей, теперь надо выиграть мирное состязание с царем царей, а для этого средиземноморская экономика должна сравняться с ближневосточной.
Поэтому в Сицилии Филипп сознательно применяет "стратегию ограниченных целей", уже принесшую отличные плоды в Элладе, в Италии и на Евфрате. И снова успех: карфагенские крепости на острове захвачены войсками Филиппа, составленными в основном из греков, и отданы в их распоряжение. Остров Корсику вернули этрускам, ее давним владельцам. Сардинию же карфагеняне сохраняют за собой, как и все колонии в Африке, Иберии и Галлии. Теперь, наконец, политическая карта Средиземноморья соответствует желаниям Филиппа. Однако социальная ситуация все еще далека от совершенства.
А за Евфратом творятся удивительные вещи: царь царей перенимает греческий опыт! Артаксеркс уже понял, что устойчивые успехи Филиппа объясняются его опорой на динамичные греческие полисы. Но ведь эти автономные торговые города возникли в Элладе под влиянием древней вавилонской традиции городского самоуправления! Значит, можно и нужно распространить вавилонский опыт на всю империю, включая коренные земли Ирана, города Индии и оазисы Средней Азии. Только так можно восстановить равновесие сил между двумя великими державами - Персидской и Македонской. А дальше видно будет, кто кого...
Эта смелая и продуманная инициатива Артаксеркса не ускользнула от внимания его западного соперника. Филиппу также есть над чем задуматься: долго ли македонцы сохранят свой военный контроль над многочисленными и самоуверенными греческими полисами, которые теперь процветают от Сицилии до Колхиды, от Африки до Тавриды? Не пора ли самим македонцам перенять все достижения полисной культуры и самим распространять их среди сопредельных варваров - фракийцев и иллирийцев, не передоверяя это важнейшее дело лукавым эллинам?
Пора, давно пора! Не зря Филипп поручил воспитание своего первенца мудрому греку, он хотел, чтобы его наследник взошел на трон во всеоружии македонской доблести и эллинской мудрости. Эх, Александр!.. Но мертвого не воскресить, и Филипп вынужден работать за двоих - за себя и за сына.
Не легче живется и Артаксерксу: заговоры и мятежи следуют один за другим, министры и сатрапы отправляются на плаху, но судьба хранит царя царей, как хранила великого Кира, основателя империи. Очевидно, нынешнее преображение Персидской державы также угодно светлому богу Ахурамазде...
Артаксеркс энергично убеждает себя и придворных в том, что его реформы продолжают и развивают дело Дария I - централизацию страны. Тот отобрал у сатрапов контроль над взиманием налогов в провинциях, над почтовой службой и над гарнизоном важнейших крепостей. Но Дарий передал эти функции чиновничьему аппарату молодой державы, Артаксеркс же раздает полномочия сатрапов городам старой империи, то есть он способствует ее децентрализации! Все это вызывает сильнейшее сопротивление персидской аристократии, но вольные имперские города набирают силу, и царь царей может не бояться этой силы. Горожане куда более заинтересованы в экономическом и административном единстве многоэтнической страны, чем аристократы, и они делают для могущества державы гораздо больше, чем могли бы сделать самые ревностные чиновники. Дело Артаксеркса прочно, даже смерть царя в 320 году не оборвала его реформы; раз начатый, процесс пошел своим ходом независимо от личных качеств очередных правителей Персидской империи.
Филипп прожил дольше и больше успел. Он разделил весь покоренный им Восток на ряд городских конфедераций и приложил особые усилия к тому, чтобы новые полисы Северной Сирии населялись македонскими ветеранами. Он был прав: только так можно было упрочить македонское владычество в пограничных с Персией областях. Однако вторичный результат этих действий Филиппа никто не смог бы предугадать: колонисты-македонцы в Сирии так же быстро освоили местный арамейский язык, как это сделали персы двумя веками ранее. К концу правления Филиппа его держава стала двуязычной - греко-арамейской, причем второй язык имел явное преимущество, его понимали жители соседней Персии. Дальнейший симбиоз двух великих держав распространил арамейскую культуру по всему миру, который нынче разделен на множество самоуправляемых клеточек - полисов.
Таков оказался многовековой итог деятельности двух великих соперников - Филиппа и Артаксеркса. Мы, потомки, благодарны им за это, хотя и понимаем сейчас, что оба монарха, в сущности, не ведали, что творили. Каждый из них стремился сначала к военной, а затем к экономической победе над враждебной державой. Никто не добился окончательной победы, но в борьбе за нее Филипп и Артаксеркс реформировали свои державы на благо всех своих многоразличных подданных, которых они поневоле сделали гражданами...
Странная шутка судьбы! И подумать только, что всего этого могло не быть, если бы в том далеком 336 году презренный Павсаний не промахнулся и убил бы Филиппа, а гнусный евнух Баграс преуспел бы в своей попытке отравить Артаксеркса! До чего могли бы довести мир их естественные преемники - безудержный царевич Александр и упрямый консерватор Дарий Кодоман?
Нет, лучше не думать об этом. Будем довольны тем единственным миром, который у нас есть.

Типа ловлю на живца

[RISK]

Альтернативная история. прикольно.

[tanyguen]

RISK, мотыль не клёвый?

[RISK]

Лёнька. (автор Фридан)

Деревянная скамейка перед белым двухэтажным одноподъездным домом. Голуби воркуют на крыше и чердаке, теряют перья. Лёгкая прохлада от винограда, сплошной стеной и потолком окутывающего проход к подъезду и скамейку.

Сидит дядя Гена и курит. «Л-ё-нь-к-а!» - свом низким хриплым голосом зовёт он, в промежутке между затяжками. Со скамейки видно, как в глубине подъезда открывается дверь, и, раздвигая марлю от мух, на лестничную площадку выходит его сын со спортивной сумкой. Дядя Гена поднимается, по ходу поправляет зелёную сетку, натянутую на деревянный ящик, в котором сушатся бычки. Ящик стоит на табурете за скамейкой. «Пойдём, сынок, пора».

В этом маленьком крымском городке дядю Гену уважали. Он работал тренером по боксу во Дворце Кораблестроителей, что в десяти минутах ходьбы от дома. На боксёра он не очень походил: маленький, сухой, смуглый как цыган. Голос у него был как у актёра Ливанова, который в Херлока Хомса играл: скрипучий, низкий, очень-очень мужской. Жена его тоже была невысокой, но при этом роста почти равного с мужем, и смуглой. Наверняка, в ней текла греческая кровь. Это было видно по породистому вырезу ноздрей, большим миндалевидным глазам. Красивая гордая тётя Валя.

У них было двое детей: дочка и сын.

Сына звали Лёнькой. Он походил на мать: смуглый с чёрными короткими кудрявыми волосами, оливковыми глазами. Почти всё своё детство он провёл с отцом в боксёрском зале. Бегал маленьким трёхлетним пацанёнком, долбил кулачками по огромным тогда для него мешкам, под смех тренирующихся подростков. Помогал бинтовать руки. Стучал по пневматике. Поднимал канаты ринга, помогая пройти боксировать. Отец держал его на лапах, хлопал по открытым щекам, если Ленька их не защищал, подсказывал, учил.

Леонид редко гулял с другими ребятами, ему было некогда. После школы он бежал к отцу на тренировку. Домой приходил поздно, и мать усаживала его за уроки, если он их ещё не сделал, сидя в тренерской. Изредка случалось и ему допоздна заиграться с ребятами с квартала, и тогда отец своим низким голосом зазывал его домой. Говорил Лёнька мало, голос у него был отцовский, только тише.

Лет в пятнадцать Лёнька стал кандидатом в мастера спорта по боксу. Этим и ограничились все его спортивные достижения. Почему он не поднялся выше? Время не то вышло – конец восьмидесятых. Не до соревнований.

К восемнадцати годам он физически оформился. Ростом был небольшого, под метр семьдесят, но пропорционален. Плечи, спина бугрились узлами гипертрофированных мышц. В расслабленном состоянии руки походили на толстых змей, но стоило мышцам сократиться, и будто волна прокатывалась под кожей, кровь приливала к кулакам, и те разбухали, наливались силой. Весил он за семьдесят кг. При этом был очень сухим, обладал взрывной силой и звериной реакцией. Смуглость кожи под крымским солнцем ещё больше увеличилась, и он полностью стал походить на грека. Нос был прямой с греческой переносицей и не разу не был сломан. Черные смоляные брови перечёркивали белые следы сечек, штук семь. Верхняя губа чуть неправильно срослась после рассечения и при улыбке слегка кривилась, обнажая белые клыки зубов, оттого улыбка казалась волчьей. Говорил он односложно, тихим хриплым и глухим голосом.

Благодаря стараниям матери и связям отца Ленька получил отсрочку от армии и работал сварщиком на кораблестроительном комбинате. На секцию он ходил раза два в неделю, лениво стучал по лапам и насмешливо по-волчьи смотрел на других боксёров. Боксировать с ним никто не становился: в этом зале конкурентов у него не было даже среди тяжей. Отца боготворил, но общаться они стали мало. Не оправдал он отцовых надежд. Стал пить, гулять, в удвоенном режиме навёрстывая то, от чего в детстве ограждали его родители и чем так славились крымские пацаны. Удар у него оставался. Был случай, когда парню, не знакомому с ним, предложили подержать лапы. Боковым ударом Лёнька пробил их и сломал тому кисть. Его драки в разборках по кварталам города входили в дворовые легенды Крыма. Он не был лидером по натуре. С ним было тяжело общаться. Он оставался замкнутым и робким для окружающих, оценивал людей по одному ему ведомой градации. И даже почёт и уважение шпаны не сильно поменяли его скрытный характер.

Была у него и девушка, Оксана. Модельного типа, высокая, с длинными ногами, старше его на два года, меркантильная, капризная, избалованная мужиками. Он нашёл её в том же Дворце Кораблестроителей, где в перерывах между раундов выплёвывал капу и глотал пересохшими губами воду из пластиковой бутылки. Она занималась в секции художественной гимнастики.

В двадцать всё-таки забрали его в армию. По связям отца он должен был служить в Киеве, где жил брат тёти Вали, но уже в автобусе повздорил с кем-то, подрался и попал в черный список, а потом его и вовсе перевели в другую часть в другое место. Родители сначала обрадовались, так как этим местом была Москва. Служить он стал в стройбате, и вскоре начались неприятности. Прокуратура повесткой вызывала родителей в Москву. Речь шла о суде. Дядя Гена получил первый инфаркт, и вместо него туда поехала тётя Валя.

На суде её сына обвиняли в избиении трёх солдат. Все трое были аварцами из Махачкалы, старослужащими, ростом под метр девяносто и весом за девяносто килограмм. На суде Лёнька не сказал ни слова. Только раз в перерыве, когда мать подошла к скамье подсудимых, попросил её передать отцу спасибо, за то, что тот научил его драться. Все скромные сбережения семьи ушли на этот суд. Лёньку отмазали. Он остался в той же части дослуживать.

Но неприятности не кончились. Когда уже оставалось служить три месяца, Лёнька сбежал, о чём военкомат известил дядю Гену и тётю Валю скупой повесткой. В ней говорилось, что он должен вернуться по месту прохождения воинской службы. Появился он в Крыму через две недели. Но и тогда на его лице ещё просвечивали следы побоев. О том, что там произошло, он не рассказывал. Лёньку опять отмазали: повезло, что служил и присягал он стране, которой уже не было. Последние месяцы Леонид «дослуживал» дома, числясь находящимся в госпитале.

Проблем в стране тогда хватало. На кораблестроительное предприятие, где не платили зарплату, Лёнька не вернулся. Дома тоже появлялся не часто. На тренировки не ходил. Дядя Гена стал часто болеть, у него усиливались проблемы с сердцем.

Лёнька часто ночевал у Оксаны. Иногда пропадал неделями. У него появлялись деньги. Потом исчезали. После двух лет такой жизни в Харьковской области была задержана преступная группа, занимавшаяся разбоем и вымогательством на дорогах. Только одному её участнику удалось сбежать при задержании. Его взяли позднее, через два месяца в Керчи. Им был Лёнька. Дядя Гена умер от сердечного приступа. На суде, ценой больших усилий знакомых дяди Гены и последних денег тёти Вали, Ленька получил четыре года, которые провёл в Симферопольском исправительном учреждении. Вернулся он оттуда со сломанным и плохо вправленным носом, железными зубами и незалеченным туберкулёзом.

Возвращение ознаменовалось пьянкой. Пришли старые друзья с кварталов, с секции. Ночью был скандал с мордобоем у Оксаны на квартире из-за её амуров и того, что было написано в её письмах на зону.

Прошло время. Лёнька работает тренером по боксу во Дворце Кораблестроителей. Держит лапы пацанам, обмахивает их полотенцем, учит, как ударить и не попасть под удар, помогает бинтовать кисти, поднимает канаты ринга, помогая пройти боксировать. У его матери появились красивые вещи, которые она стесняется надевать перед соседями. У сына сестры, его племянника, – новые импортные игрушки. Лёнька не женился. Говорят, что Оксана уехала в Москву и живёт с каким-то олигархом.

Деревянная скамейка перед двухэтажным одноподъездным домом. Курлычут голуби. Где-то рядом, замаскированный и не опознанный, стрекочет кузнечик. Недалеко стоит чёрное ВОЛЬВО S-80. Это Лёнькин, у остальных жильцов восьми квартир белого крымского дома с крышей из серого шифера машин нету.

В прохладной тени от дикого винограда слегка ссутулившись и свесив с колен расслабленные перевитые венами кисти рук, сидит Лёнька и курит. В приоткрытом рте поблескивают редким золотом вставные зубы. На левой руке, держащей сигарету, темнеют синие татуированные перстни. Он достаёт из кармана пластмассовый цилиндрический футляр из-под фотоплёнки FUJI, открывает крышку и высыпает на ладонь кучу SIM карт. По одному только ему понятному незаметному знаку, вставляет одну из них в сотовый и начинает звонить.

- Лёнь, иди в дом, я тебе ужин положила. Тарелка стынет, - выглядывает маленькая сухонькая постаревшая тётя Валя из приоткрытой двери.

- Сейчас, ма. Только один вопрос по работе обсудим.

[RISK]

Москва Бойцовская (Фридан)

Вот я трясусь на метро, готовый влиться в ряды лимиты. Москва, которая бьет с носка.

Москва днем и ночью - два разных города. Днем - грязная переполненная людьми, астматично дышащая, базарная. Забитое людским материалом метро в час пик. Старающиеся кашлянуть тебе в лицо персонажи на протяжении ноября-марта. И увернуться не получается: метро, тесно.

Лица всех союзных республик (бывших). Украинский, молдавский, кавказский, среднеазиатский акценты. Подомнившие лица дорогих сук из Q7 (машина это такая, ребята, м-а-ш-и-на). Надменные рожи бизнесменов.

Ночью - красиво. Простор широких улиц, огни. Ночной воздух. Кабаки. Девки.

Это все я узнаю, только попозже. А пока трясусь в метро, еду до станции «Тушинская» с баулом, в котором все мои нехитрые пожитки. Оттрясся положенные три с половиной часа на электричке Владимир -Москва и добираюсь до съемной квартиры в сталинском доме по улице Вишневая. Время - 22.30. Так что Москва ночная.

Не-а, нет, мужики. Это не про страдание лимиты в процессе становления. Да ну на…

Это было бы слишком скучно. Поиски работы, макароны, три-четыре часа в день под землей, чтение журнала «7 Дней» через плечи пассажиров метро, бутылка пива на скамеечке по воскресеньям.
Этот рассказ про драки. Веселее?

Вот, значит, трясусь я в метро, вагон полупустой. Входят двое молодых пацанов, лет так по двадцать пять. Наглые, полупьяные, веселые. Слово за слово, сцепились они с мужиком выпившим. Бил его один. Резко, зло. Не давая подняться с сиденья. Ударил нечетко пару раз, затем захватил за куртку и рванул мужика головой о поручень. Один раз, второй, третий. Затем рывком завалил на пол и отвесил пинков пять. Второй стоял с открытым пивом, нервно глотал, смотрел. Весь вагон делал то же самое, хотя пива у него не было. Я ощущал позывы вмешаться, но взгляд мой опускался на баул, рука щупала кошель в кармане джинсов, а мозги прикидывали перспективу общения с доблестной московской милицией. Перспектива эта меня не радует. Я сдерживаюсь. Пацаны на гребне волны, экзистенции бьют ключом, ведут себя как на передовой. Остановка, они резко срываются, пытаясь сказать что-то внушительное напоследок. Получается жалко и смешно. Мужик на полу шевелится, делая робкие попытки приподняться. Весь вагон прячет глаза. Москва - каждый сам за себя. Я помог мужику встать. Особо он не пострадал: прикрывался хорошо. Сечек нет. На голове будет пара шишек, пожалуй, от столкновения с поручнями да плащ в следах сорок третьего размера. Натягивание на поручни беру на заметку: первый м-а-а-сковский спецприем. Поприветствовал меня город, а я запомнил, намотал на ус.

В метро часто дерутся. В вагонах. По-обезьяньи быстро, суматошно суча ручонками и истерично убегая на остановках. Запомнил один анекдотичный случай с неонацистами.

Опять подземка, переполненный вагон, и я стою в середине. Вдруг начинается массовый отток от входа. Я продираюсь против течения и через плечи вижу, что на площадке перед выходом идет драка: человека четыре свинообразной наружности дерутся с четырьмя четко выраженными кавказцами. Свинообразные в спортивных, провисших на коленях брюках, с пивными животами и красными коротко стриженными рожами. Как понял, они наехали на одного кавказца и не заметили его друзей. Те быстро скооперировались и дали отпор. Драться не умеют ни те, ни эти. Смотреть просто умора. Толстый нацист орет: «Жарь, жарь!» Сучит кулачонками в хаотичном порядке: удары смазанные, неакцентированные. Кавказцы отвечают вполне достойно. Исход боя неясен.

Пытаюсь пролезть вперед и зацепить кого-нибудь из нациков или кавказцев в затылок. Стоят здоровые дяди, мешают мне, маленькому - протиснуться не дают. Вагон молчит. Все как обычно. Толпа - не протолкнуться, а на площадке перед выходом - боевые действия.
Остановка «Площадь Революции». Самый жирный нацик запускает руку по локоть в свои штаны украинского фасона и достает нож сантиметров так шестьдесят длиной. Орет: «Стоять, ССУКИ!!!» «Сам СУКА!» - нашелся в ответ маленький кавказец. Неонацисты играют отступление последними аккордами смазанных ударов и выбегают, пытаясь сделать вид, что это отступление победителей.

Через две остановки русский народ в вагоне начинает возмущаться:
- Совсем оборзели, прямо в вагоне поножовщину устраивают!
- Суда на них нету, милиции!
- А все стоят! Боятся!

Всегда найдется маленькая юркая старушонка, которая будет орать громче всех, подзуживая и подзуживаясь до пены у рта. Народ подозрительно смотрит на мою бритую рожу. Под прокурорскими взглядами у меня появляется желание достать паспорт и огласить миру свою еврейскую фамилию. Сдерживает мысль, что наверняка скажут, что это евреи все подстроили и стоят в сторонке. Слава Богу, моя остановка. Отрастить что ли шевелюру?

По вечерам в метро обязательно найдется избитый: шатаясь, как пьяный, а иногда и просто, без как, с контуженным взглядом и сочащейся кровью из носа и разбитых губ, робко сядет на краешек сиденья и сделает равнодушный вид - мол, не обращайте внимания, пустяки, дело житейское.

Столько избитых, сколько ездит вечером в метро, нет негде. Я только один это вижу?

Я вообще человек в драках сведущий. Моя первая московская драка произошла после двух месяцев пребывания в столице, когда моих финансовых возможностей хватало на чебурек один раз в день. Спеша купить этот кусок неопознанной пищи, я недосмотрел стоящего в очереди передо мной поддатого парня. Он высказал свои претензии в грубой форме и выложил аргументы в лице двух подошедших товарищей. Выглядел я недостаточно круто в замызганной бесформенной куртке, поэтому мои извинения не были приняты во внимание. Зато двойка в голову с последующим проходом в ноги, поднятием на плечо и сбросом головой в лужу у киоска-чебуречной внимание привлекла. Одному из его товарищей оказалось достаточно лоу-кика, второй решил не играть в рулетку с незнакомым отморозком в моем лице. Я с сожалением посмотрел на мой лежащий в луже рядом с пускающим красные пузыри пацаном чебурек.

Было это рядом с выходом из метро. Из моего метро. И так как пришлось бегом спасаться от некстати подвернувшегося пэпээсника, то я пересел на автобусы. Это избавило меня на какое-то время от лицезрения избитых рож в московской подземке.

Самые опасные люди наземного транспорта - это контролеры. Речь идет о начале 2000-х годов, когда автоматические турникеты еще не пристроились уютно на передних платформах автобусов и троллейбусов города Москвы. Обычно их трое, и они берут, к примеру, автобус, как группа захвата особого назначения. Быстро определяют потрепанных жизнью и безответных бедолаг и тащат их наружу, как, наверное, черти волокут в ад свою жертву, для вымогательства потрепанных смятых бумажек. Сминают слабое сопротивление, давят психологически и нередко физически.

Когда у тебя нет работы, денег, то сложно развлекаться. Моей забавой в таких условиях была безбилетная езда на троллейбусах по Ленинскому проспекту и проспекту Вернадского. Я научился четко выцеплять замаскированных контролеров, знал их любимые остановки для проверок и даже некоторых из них - в лицо. Когда настроение было плохое, то я пропускал момент захвата и позволял им себя поймать, чтобы быть извлеченным на улицу для попытки ограбления. Примерно раз в месяц такие попытки заканчивались дракой.

Помню совсем беспредельный случай: предъявляю пробитый билет здоровенному рыжему малому, который назвался контролером.

- Ты его только сейчас пробил, билет недействителен. На выход.

Я внимательно посмотрел на него: красная рожа, рост 190, вес под сотню, лет 28, длинное черное пальто, кепка, кожаные перчатки. Он нетерпеливо - на меня: белая замерзшая рожа, рост 170, килограмм 77 вес, 25 лет, вязаная шапочка-гондонка, джинсовая куртка в обтяжку, в общем, Иван Иванушкой. В кармане у меня тридцатка и… и все. Взбесил он меня: день был неудачный, депрессия, безденежье и мудаки кругом. Короче, я вышел.

Девяносто пять процентов драк состоит из двух действующих лиц: жертвы и палача. Непонимание рыжего по поводу определения его роли рассеялось сразу. Когда он наклонился ко мне, я ударил его согнутой под 90 градусов рукой. Коротко, как пингвин плавником махнул. Удар пришелся по его левому виску моим правым предплечьем, внутренней стороною, ближе к локтю. Его чуть глушануло и повело ударной волной. Дистанция увеличилась, и я на подскоке ударил тайсоновским боковым левой в голову. Кепка с его головы, сделав неуправляемое пилотирование, спланировала метров на пять. Карманы чистить я не стал. Все-таки проспект Вернадского, одна остановка до «Юго-Западной». Вот до нее и пришлось пройтись быстрым шагом.

Сегодня я пропустил момент захвата. Реакция не сработала, но тому есть оправдание. Контролер обращается ко мне: «Ваш билетик!», но потом стыдливо замолкает и говорит: «Да ладно, не надо». Сочувственно смотрит, и есть почему!
Выгляжу я что Франкенштейн! Весь в зеленке, национальном универсальном медицинском средстве, с нитками, торчащими из восьми швов на моих губах! Подрался неудачно, вот и еду с травмпункта, что на Ленинском проспекте. Москва бойцовская и меня пометила. Там, где кровь сочится, зеленка становится черного цвета и чуть подтекает. Я просил врача зашить меня поаккуратнее, но та ответила, что она не пластический хирург. И получилось, как получилось.

Кстати, если московский контролер краснодарского происхождения в 2002 году позволяет вам проехаться без билета, то это значит - край. Плинтус. Ниже падать уже некуда.

[свой]

Сообщение от RISK 

Кстати, если московский контролер краснодарского происхождения в 2002 году позволяет вам проехаться без билета, то это значит - край. Плинтус. Ниже падать уже некуда.

не понял эту фразу