Сообщений: 4,412
Миксов: 500  Сказал(а) спасибо: 29,528
Поблагодарили: 5,433
Регистрация: 07.08.2007
Адрес: Винтерфелл
|
08.09.2012, 23:30
Балабанов про "Кочегара":
ПОКАЗАТЬ СПОЙЛЕР СКРЫТЬ СПОЙЛЕР
СКРЫТЬ СПОЙЛЕР "Никаких метафор"
// Журнал Citizen K №13 от 20 сентября 2010 года
14 октября в прокат выходит новый фильм Алексея Балабанова «Кочегар».
Citizen K: «Кочегар», наверное, самый страшный твой фильм: он вызывает иррациональную, долго не проходящую тревогу. Может быть, потому, что в нем нет никакого саспенса: убийства совершаются походя, обыденно. Похоже, что с каждым фильмом у тебя возрастает ощущение катастрофизма мира.
Алексей Балабанов: Конечно, возрастает. Родственники умирают. Сам я старею.
CK: Герой-якут (Михаил Скрябин), в чью кочегарку такие же «афганцы», как он, привозят сжигать трупы «плохих людей», пишет заново рассказ, который читал еще до контузии на войне. В финале выясняется, что за долгие годы он написал всего несколько строк, такой минималистский сценарий об ужасе бытия. Невольно сравниваешь его «сценарий» с лаконичным сценарием «Кочегара».
А. Б.: Ну он же одним пальцем печатает еле-еле. Тем более что он сильно контуженный. А Вацлав Серошевский, рассказ которого переписывает кочегар, был поляк. Его сослали в Якутию, он женился на якутке, выучил язык и написал «Якутов» — самый серьезный труд о якутах. Писал рассказы и повести, в том числе «Предел скорби», по которому я снимал «Реку». А кочегар пишет рассказ, который так и называется «Хайлак» — «плохой человек», каторжник. Он просто забыл, что читал его, после того как ему по башке прилетело и он стал слегка отмороженный. Мой сценарий Сергей Сельянов все не хотел запускать, говорил, что это короткометражный фильм. А я говорил: нет, это на час двадцать минимум. Получилось час двадцать пять с чем-то.
CK: Уже ходят легенды о том, что сценарий занимал то ли три, то ли пять страниц.
А. Б.: Да нет, страниц восемнадцать там было. Я знал, что будет много музыки, знал, каким будет фильм. Но никому ведь ничего не объяснить. Я Сельянову очень долго все это объяснял. В частности, что это будет не музыкальный фильм, а фильм, где много музыки.
CK: Музыка Валерия Дидюли — такая беззаботная, повторяющаяся — звучит, пожалуй, еще страшнее, чем эстрада начала восьмидесятых в «Грузе 200» — «В краю магнолий плещет море».
А. Б.: Не думал об этом. Я выбирал темы, которые казались кинематографичными. Дидюля ведь действительно отменный гитарист. И главное, что он денег не взял. Сказал: делай что хочешь. Я многое из его музыки перемонтировал.
CK: Как перемонтировал?
А. Б.: Что-то длиннее сделал, что-то — короче по ритму. Он не возражал.
CK: Фильмы о якутах — уже не впервые — ты же снимаешь не из этнографического же интереса? Понимаю, что критикам свойственно везде искать метафоры, а ты скажешь, что никакой метафоры тут нет. Но все-таки якут — это метафора? Синоним человека как такового. Что-то вроде «все мы якуты»?
А. Б.: Никаких метафор. Серошевский мне просто очень понравился. «Река», если бы я ее снял, была бы серьезным фильмом. Одним из моих лучших. Наверное, даже лучшим. Он был бы востребован во всем мире, потому что снят на якутском языке. Мне якуты нравятся. И якутская природа: такая мощная Лена, Ленские столбы. Театр драматический у них замечательный. Миша Скрябин у меня уже играл в «Реке» и «Грузе 200». Туяра Свинобоева, которая в «Реке» играла главную роль, вообще была гениальная актриса. Мы все тогда разбились на съемках, а погибла она одна.
CK: Несчастный, юродивый, нищий герой Скрябина в конце, умирая, внезапно становится невероятно красивым.
А. Б.: Ну да. Стройный мужчина в парадной форме, с орденами.
CK: Аида Тумутова, которая играет дочь кочегара, тоже из якутского театра?
А. Б.: Аида — питерская модель. Она просто выучила якутские слова — ее Миша Скрябин научил.
CK: Вот почему она играет обнаженной так естественно?
А. Б.: У меня пробы были. Я всех спрашивал: вы согласны сниматься обнаженными? Кто согласился, те и играли. С Аидой я боролся немного, она немного кокетничала, задницу изгибала. А Анна Коротаева (она играет дочь словоохотливого киллера, бывшего снайпера) — студентка театрального, будущая актриса.
CK: Вообще, мало какая из наших актрис умеет играть обнаженной.
А. Б.: Почему? Вот Ингеборга Дапкунайте умеет.
CK: Как ты добиваешься столь выразительного молчания актеров? Бизон, один из убийц, бывший шифровальщик, вообще весь фильм молчит, кажется, одно слово произносит, точнее, междометие. Существуют еще и разные степени молчания, иерархия молчания. Федор Алексеич, посредник между заказчиком и убийцами, не говорит ни слова, когда получает заказ. Зато потом те, кто ему подчиняется, молчат, а он говорит.
А. Б.: Я не думал об этом. Просто если человек начинал вдруг играть, я говорил ему… Я точно задачу ставлю. Вот Миша в финале в трамвае очень выразительно молчит уже после того, как завалил этих двух отморозков. Там еще «Агата Кристи» сильно работает.
CK: Почти все твои фильмы — в той или иной степени — о гражданской войне, криминальной гражданской войне в России. Кто виноват в том, что она идет? Человеческая природа, алчность, капитализм?
А. Б.: Капитализм, конечно, виноват. Так как война идет за деньги. Посмотри, кто в основном стреляет. Бывшие «афганцы», бывшие «чеченцы», то есть те, кто в Чечне воевал, и спортсмены, которые рано ушли в отставку. Теперь у них у всех бизнес, свои деньги.
CK: «Кочегар» кажется мне трагическим реверсом «Жмурок».
А. Б.: Да нет, задача у меня была прямо противоположная «Жмуркам». Там играли только настоящие и известные актеры. Это использовалось как стиль, как жанр, так как это была черная комедия. А люди не поняли, что это комедия. А здесь почти все люди настоящие. Дорогих артистов нет. Шулера играет шулер, бармена — бармен. И Юра Матвеев (Бизон), и Саша Мосин (снайпер) — они же бывшие «афганцы». Но у Саши теперь своя строительная компания в Финляндии, у Юры — тоже какой-то бизнес. Они без денег снимались, просто так. Роль, которую сыграл директор «Ленфильма» Вячеслав Тельнов (заказчик убийств), я предлагал Эрнсту. Он хочет в кино сниматься, но, узнав, что за роль, испугался. Долго потом интересовался, кто его роль сыграл. Сельянов ему и говорит: «Слава Тельнов, директор «Ленфильма»». Это ближе к «Брату», где тоже было всего два, нет, три актера: Виктор Сухоруков, Юрий Кузнецов, Света Письмиченко. «Кочегара» здесь, в квартире, снимали. Узнал? Это, как «Брат», любительское кино. По деньгам. «Брата» тоже снимали у друзей, у меня.
CK: А Матвеева и Мосина не смущало, что «афганцы» в фильме предстают нелюдями?
А. Б.: Да нет, не смущало. Они же роли играли. И потом это достаточно близко к их собственной природе. Они же через многое прошли. Это сейчас они нормальные, цивилизованные люди с успешным бизнесом. А кем они были, когда пришли с войны?
CK: Второй профессиональный актер в фильме — Петр Семак из театра Льва Додина. Зачем вообще понадобился его персонаж — лощеный полковник-летчик, приходящий в кочегарку?
А. Б.: Ну он же отец девочки, которая ходит к кочегару и которая в конце к нему придет и сфотографирует, как он умирает. Надо же отцу было узнать, к кому она ходит. Вообще, линия полковника — это про меня, я же оружием торговал. Только я был лейтенантом, а не полковником.
CK: Ты же был военным переводчиком.
А. Б.: Ну да. На самолетах летал в Африку, на Ближний Восток. Самолеты в основном продавали, стрелковое оружие.
CK: Тоже, как и полковник из фильма, «врагам продавали»?
А. Б.: Ну да. Конкретно: Эфиопии, Сирии. Сирия тогда с Израилем воевала. А мы же тогда евреев не любили, арабчат поддерживали.
CK: То есть ты мог бы остаться в армии и быть теперь таким же полковником, как герой Семака?
А. Б.: Да. Многие из ребят остались. А я не хотел, тем более что меня прогнали из авиации, и я последние полгода дослуживал на базе подводных лодок в Риге. С тех пор флот не люблю.
CK: Просто так прогнали?
А. Б.: Не просто так, естественно. Нашу переписку с другом прочитали. А друг Андрей Левченко хотел поступать во ВГИК, учиться на оператора. Мы с ним про кино и переписывались. И я в письме пересказал ему анекдот о Брежневе. Брежнев смотрит на себя в зеркало и вздыхает: «Ох уж мне этот Тарковский». Те, кто письма читал, анекдот не поняли, но анекдот же о Брежневе. Вот меня и обвинили. Сказали, что я враг народа, не имею права больше за границу летать. Тем более что военных переводчиков в те времена вообще за врагов держали. Экипажи самолетов — проверенные. А переводчик — пришел-ушел. Хрен его знает, кто он такой. Возьмет и останется где-нибудь за границей. Меня вообще очень не любили в армии. С разными экипажами летал. Кто я такой? То ли из КГБ, то ли стукач.
CK: Тебя и как режиссера за каждый фильм обвиняют в чем-то новеньком: то в русофобии, то в антисемитизме, то в фашизме. В чем обвинят на этот раз?
А. Б.: Обвинять обязательно в чем-нибудь будут. А обвиняют, потому что я снимаю нетрадиционное, нестандартное и разное кино. Хотя моя голова не обладает бесконечными возможностями. Тем более что это мой тринадцатый фильм.
CK: Тринадцатый игровой?
А. Б.: Ну да, еще были два любительских фильма, два документальных и два специальных выпуска киножурнала «Советский Урал». Один был очень интересным — назывался «Что вас беспокоит?». Я там снимал друзей моих: «Наутилус», «Чайф», как Вова Шахрин бетон грузит. И люди приходили в кино, покупали билет на сеанс, смотрели только журнал и уходили.
CK: Изображение в твоих фильмах становится все более живописным. В «Морфии» — то передвижническая композиция, то светотень, как у Рембрандта. В «Кочегаре» зима снята, как на картинах у «русских импрессионистов». Тени на снегу лежат словно нарисованные.
А. Б.: У меня оператор очень хороший — Саша Симонов, я с ним не в первый раз работаю. Саша очень дружит со светом. Лучше не бывает оператора. С композицией мы вместе боремся. Там от актеров зависит, как рельсы положить. И он никогда не упирается, не спорит. А я в свет никогда не лезу. И потом: я ведь на 35-мм снимаю, а не на цифру. Пленка — она живая.
CK: Большую часть натуры ты снимал в Кронштадте, и он очень напоминает непарадный Питер в «Брате». Ты любишь промышленную архитектуру XIX века?
А. Б.: Это очень интересно с точки зрения изображения. Я люблю булыжники. Их везде искоренили в Питере, кроме одной улицы Репина. Я там снимал финал «Груза 200», «Трофима» снимал. И кирпич люблю. Какой в «Грузе 200» Череповец красивый с этими котлами! Я парень свердловский. В Сибири много такой индустриальной архитектуры осталось.
CK: Жена кочегара эмигрировала именно в Детройт, потому что это тоже пришедший в упадок промцентр?
А. Б.: Да нет, просто мне слово «Детройт» нравится. И потом: герой — якут контуженный. А жена его не якутка, судя по всему: дочь-то у них полукровка. Чего ей с кочегаром жить? Она замуж выходила за Героя Советского Союза, а тут убогий кочегар с убитой головой.
CK: Кочегарка сначала кажется просто кочегаркой, пусть и очень большой. А потом понимаешь, что она — часть совершенно сюрреалистического пространства, которое включает и эту преисподнюю, и клуб — штаб-квартиру зла.
А. Б.: Это действительно единое пространство. Мы его, конечно, оформили. Брошенная, нерабочая кочегарка. Все как в жизни — просто привели в рабочее состояние.
CK: Огонь горит не только в кочегарке. Во всех помещениях, где происходит действие, обязательно топят печи. Начинает казаться, что везде кого-то жгут.
А. Б.: Огонь — это мотив, который объединяет пространство фильма.
Такой стиль, и никаких метафор.
Михаил Трофименков |
Если не ошибаюсь то этот фильм уже много лет назад был в РФ Фильм хороший.
Комедии вообще что-то не идут у меня последние лет десять , то ли со мной что не так , то ли с комедиями ... Раньше основой американского юмора был пердеж , теперь когда с пердежа смеяться перестали даже американцы , у них появилась новая фишка - мужской половой х.й в кадре крупным планом 
